У Привалова побаливала нога, но он продолжал прохаживаться по кабинету. Это помогало генералу думать. Ему хотелось обобщить свои мысли, сделать выводы.
— Знаете, что мне больше всего понравилось в плане майора Булавина? — продолжал он. — План майора хорош тем, что он построен не на какой-то эффектной выдумке или хитрости, а на положениях принципиального характера. Его план не ловкий трюк, а совершенно естественное решение, вытекающее из глубокого знания нашей действительности. Осуществить ведь это решение возможно только в наших, советских условиях.
Последние слова генерал подчеркнул, стараясь показать их особенное значение. Остановившись перед Муратовым, он посмотрел на него повеселевшими глазами и повторил горячо:
— Да, да, товарищ Муратов! Вся сила решения Булавина именно в том, что оно возможно только в наших, советских условиях и, стало быть, это глубоко принципиальное решение, прекрасно защищенное этим самым от врагов, не верящих в наши принципы и не понимающих их.
Взглянув на хмурое лицо полковника, Привалов спросил:
— Скажите, разве гитлеровцы в состоянии допустить мысль, что план наш может строиться на непостижимом для них энтузиазме рабочих, решивших удвоить свою производительность труда для ускорения победы над врагом?
— Да, пожалуй, ставка на такой энтузиазм может показаться им довольно зыбкой, — согласился полковник вставая. Он уже несколько раз поднимался с кресла, так как считал недопустимым сидя разговаривать с генералом, ходившим по комнате, но Привалов всякий раз вновь усаживал его.
— Вот видите! — воскликнул Привалов. — А этот энтузиазм уже дает себя знать. — Повернувшись к полковнику и видя, что тот снова встал, он приказал ему: — Сидите, сидите! Да, так вот: машинисты Воеводино перевозят теперь вдвое больше грузов, не пополнив при этом своего парка ни одним паровозом. Между тем противник все еще в полном неведении. Это теперь совершенно очевидно из перехваченной нами новой директивы гитлеровцев своим резидентам.
— А может быть, расценщик Гаевой хитрил и притворялся все это время? — осторожно заметил полковник. — Он ведь знает, оказывается, о стахановском лектории и нашел даже нужным донести о нем своим хозяевам.
— Но когда было послано им это донесение? — спросил генерал. — Почти месяц назад. Значит, Гаевой не придавал большого значения лекторию, в противном случае он донес бы о его результатах, не ожидая напоминания.
Сказав это, генерал сел за стол и на листке настольного блокнота размашисто написал текст телеграммы.
