Чужая боль | страница 2
* * *
Сознание вернулось к вечеру. В небе проклевывались звезды, дул прохладный ветер, и после пережитого это было чертовски приятно. Он поднялся, брезгливо морщась, смахнул с тела жирный, вонючий пепел.
Зачем-то посмотрел на давно опустевший склон. И пошел к дому по колкой сухой траве.
...Она пила чай на веранде. Грубый дощатый стол искрился от десятка хрустальных вазочек с вареньем. Давняя Катина слабость. Взглянув на него, она лишь покачала головой.
- Иди мойся.
Он долго мылся, прямо в саду, под самодельным душем. Над верандой покачивалась лампа, в бестолковом восторге звенели комары... Несколько раз он выглядывал за дверь. Но Катя все еще пила чай. Обмотавшись полотенцем, он вышел из деревянной кабинки. прошлепал по дорожке, намереваясь скрыться в доме...
- Дэн!
Он остановился.
- Давай поговорим.
Ну разумеется... Он молча уселся рядом.
- Зачем ты это сделал!
- Что?
Они с любопытством смотрели друг другу в глаза.
- Ты понимаешь сам.
- Абсолютно не понимаю.
- Ты не убрал боль.
Он надеялся, что Катя скажет это по-другому. С раздумьем, например: "Ты не убрал боль..." Или с удивлением: "Ты не убрал боль?" Или, хотя бы, с возмущением: "Ты не убрал боль!" А это было просто сообщение.
- Ты не убрал боль.
- Ну и что?- он спросил с внезапным ожесточением.- Испортил тебе радость победы?
Катя передернула плечами:
- Это было мерзко! Такой крик...
Глупый комар подкрался к ней сзади. Осторожно вытянул хоботок, целясь проткнуть нежную кожу... Дернулся, отчаянно зазвенел крылышками - мгновенно сработала система регенерации. Хоботок, крохотная пустая голова, такое же пустое брюшко исчезли.
- Это действительно мерзко.
Он проговорил подчеркнуто вслух, а не про себя. Закрыл глаза. Бесполезная привычка, из тех полузабытых детских лет, когда люди еще не умели видеть сквозь веки...
- Мы с тобой вместе два месяца, Дэн.
Два месяца. Шестьдесят четыре дня, если точнее. "Девушка, мы с вами нигде не встречались?" Любопытный, оценивающий взгляд. "Пока нет!"
- Ты какой-то странный, Дэн.
Угу. Неоригинально. Не ты первая заметила. В этот раз я еще долго продержался. Шестьдесят четыре дня...
- Помнишь, что ты натворил в Майданеке?
Помню. Сорвался, вышел из роли. Бросился на эсэсовцев с голыми руками. А игра-то называлась "Вооруженное восстание". Все аж ошалели...
- Ну чего ты молчишь! Может быть, ты не любишь Игру!
Интересно, как это можно - не любить Игру. Не любить, всю свою жизнь, не любить весь мир... Как это можно...