Меншиков ожесточенно поковырял мизинцем в волосатом ухе. Язвительная улыбка тронула его губы: «Уготовил я им старость. Те, что остались, теперь притихли, небось, насмерть спужались».
Как вопили тогда Девиер и Толстой, что он, Меншиков, с боярами-де снюхался, а своих друзей предал!
«Что ж, может, по-вашему, так оно и есть. Да только не вам, поганкам, овцам шелудивым, поперек дороги мне становиться! И что вам заказано, то мне сам бог велел!
Важен не род, а что у тебя в черепке. Или напрасно вывели мне латынью на гербе: „Доблесть — путеводительница, счастье — спутник“? Всю жизнь мне счастило. Так почему бы и теперь?.. Кто иной лучше моего достроит Петрову храмину? Прилежание и неусыпные труды приложит? Был подсудный, стану несудимый… Не вам, дремливым, чета…»
В покое пахло лекарствами, горячим воском. Майский ветерок с Невы не в силах был развеять этот запах, только поддувал занавески да колебал тусклое пламя свечей, потрескивающих в бронзовых жирандолях.
Меншиков ногой посунул под ложе таз с набухшими черными пиявками. Их ставил императрице молодой французский лекарь Арман Лесток, сейчас тоже сидящий в кресле, только по другую сторону ложа.
Князь внимательно посмотрел на Лестока: жидковатый галант, как только справляется с семнадцатилетней царевной Лизкой. Но понятлив и хитер.
— Верни сознание! Есть у тебя такое снадобье? — спросил он лекаря.
— Есть, ваша светлость, ненадолго возвратит разум. Но потом может стать еще хуже.
— Давай! — приказал Меншиков.
Лесток достал из кожаного саквояжа с застежками в виде львиных голов крохотный хрустальный пузырек, до половины наполненный темной жидкостью, вытащил притертую пробку, подошел к окну, покапал в рюмку, шевеля губами, старательно закупорил пузырек и понес лекарство умирающей. Раздвинув краем рюмки ее губы, влил лекарство. Вскоре императрица засохло произнесла какое-то слово на родном литовском языке.
— Что-что? — приблизил к ее губам ухо светлейший.
Серое лицо его в крупных порах напряглось. Приказал грозным шепотом Лестоку:
— Выдь! — и тот на носках пошел к двери, подрагивая куриным задом.
Императрица скончалась в два часа пополудни 6 мая 1727 года, успев причаститься и подписать все бумаги, подсунутые светлейшим.
