Дальние снега | страница 22



Для Остермана было все едино, кто у кормила, лишь бы сам он продолжал владеть тайной властью, был истинным вершителем судеб. Остерман чутким нюхом безошибочно определял, кто берет верх, чья чаша весов перетягивает, где надо подтолкнуть ее вниз, а где попридержать. Он плел разом несколько интриг, припасая козыри и всегда оказываясь победителем.

Из канцелярии, где происходил разговор с Меншиковым, Остерман отправился пешком — дом был недалеко. Захотелось охладить разгоряченное лицо, остудить мысли, продумать все до конца. Шел семенящей походкой, ссутулившись, в глубокой задумчивости. Со стороны казалось, что вот-вот остановится, как механизм, у которого кончился завод. Остановится, чтобы окончательно что-то додумать. Неряшливая одежда, расплывшееся бабье лицо с двойным подбородком не привлекали внимания прохожих. Его можно было принять за мелкого канцеляриста с воспаленными от долгого чтения веками, только что получившего нагоняй и переживающего разнос начальства.

Вспомнив, что дома, в мюнц-кабинете, его ждет новая заветная монета в коллекции, монета, ради которой посылал своего человека в Голландию, Остерман ускорил шаги. А как появилась у него недавно единственная в мире монета с изображением Петра II, отныне его воспитанника! Отчеканенные образцы были доставлены светлейшему, но не понравились ему, и он приказал их переделать. Узнав об этом, вице-канцлер поспешил на Монетный двор, успел купить уцелевший экземпляр неудавшегося рубля.

И еще одна страсть владела Остерманом — книги. Его библиотека по праву считалась самой крупной в Питербурхе и была не для украшения дома, а для пользования. В ней соседствовали книги по медицине, математике, юридическому праву, политике. Рядом с фолиантами о кардинале Мазарини, Александре Македонском, Спинозе можно было увидеть произведения Овидия, Горация, «Илиаду», «Гулливера». Все это на десятке языков, в том числе на китайском и арабском. По натуре своей скупой, Остерман тратил большие деньги на покупку книг, вызывая тем недовольство супруги, считавшей, что это блажь, никчемное приобретательство.

…Да, императором-отроком стоит заняться. Надо исподволь восстановить его против светлейшего, одного из убийц отца, тюремщика бабки, покусителя на императорскую власть, расчистить дорогу Долгоруким, к которым Андрей Иванович все больше входил в доверие, и они его ублажали. Надо им осторожно подсказать, что сейчас, когда Меншиков часто болеет, безмятежно спокоен за свое, как ему кажется, незыблемое положение и утратил на какое-то время настороженность, — именно сейчас самое время свалить его.