Нет, Петр не был ни придурком, ни недоумком, тогда еще не был… Просто он с детства видел казарменную муштру и слышал разговоры взрослых вояк, кичившихся друг перед дружкой своими победами на поле брани и победами в постели. Это не были любовные победы, сердечные дела, это была грубая проза жизни, которая приемлема в грубой мужской среде, среди лакеев или фельдфебелей, но никак не в молодой, наполовину женской компании.
Петр просто не понимал, что нужно иначе, он был так воспитан. Приехав в Россию, решил, что все поклоны, амуры, щебетание и смех — это выдумки тетушки, которая и в подметки не годится императору Фридриху, а потому занимается одними глупостями. Фрикен сначала показалась своим человеком, с которым можно говорить об интересном, о том, в чем он сам силен, но теперь и она словно отдалялась, и это было ужасно.
Юноша не мог щебетать о французской литературе, он ее просто не знал, он не умел быть галантным, потому что с детства видел только грубость, он не мог быть ловким, потому что вечно болел и был слаб, он не умел быть приятным — его этому не учили. И он был таким, каким был, — грубым, невоспитанным, болтливым зазнайкой, не считающимся с окружающими. Петр любил музыку, разбирался в ней куда лучше невесты и ее друзей, но показать этого не мог, он любил картины, но никто об этом не догадывался, у князя была большая библиотека, но что это за библиотека! Кого из придворных могли заинтересовать книги по фортификации?
Компания Екатерины не блистала образованием или глубокими знаниями, не читала тома по Всемирной истории или философские труды, этим занялась только Екатерина, и то позже, но насмешник Лев Нарышкин умел развеселить друзей легким рассказом или даже пародией на кого-то, Голицына прекрасно играла, а Бестужев пел… И хотя Петр тоже играл, в голосе его скрипки были маршевые ноты, а смычок бил по струнам, словно приказывая им звучать. С этим позже боролся Гайя, обучавший князя игре уже профессионально.
Екатерина, может, и не была умнее своего жениха, но они были умны по-разному, его блестящая, куда более блестящая память не помогала в беседах просто потому, что Петр выуживал из нее совсем не то, что интересовало общество. Конечно, юноша чувствовал свое несоответствие, которое воспринималось как ненужность, ущербность. Считал, что это из-за его внешней неприглядности, ведь рослому Петру Бестужеву он был чуть выше плеча, с Гендриковым не мог сравниться шириной плеч, а красавчик Чернышев лицо имел куда более приятное, чем у князя.
