Согласно теории, вполне возможно, что одна из двух ныне живущих форм произошла от другой, например лошадь от тапира; в этом случае существовали промежуточные звенья непосредственно между ними. Но такой случай должен предполагать, что одна из форм оставалась в продолжение очень долгого периода неизменной, в то время как ее потомство претерпело глубокое изменение; но принцип конкуренции между одним организмом и другим, между детьми и родителями допускает такой результат крайне редко, так как всегда новые и более совершенные формы жизни склонны вытеснить старые и менее совершенные.
По теории естественного отбора все ныне живущие виды были связаны с родоначальным видом каждого рода не большими различиями, чем те, которые мы видим между естественными и одомашненными разновидностями одного и того же вида в настоящее время; эти родоначальные виды, ныне в большинстве случаев вымершие, были в свою очередь подобным же образом связаны с более древними формами и так далее назад в глубь веков, постоянно сходясь к общему предку каждого большого класса. Таким образом, количество промежуточных и переходных звеньев между всеми живущими ныне и вымершими видами должно было быть непостижимо велико. И, конечно, если только эта теория верна, все они существовали на Земле…
Итак, — заключает Дарвин, — если геологическая летопись настолько неполна, как многие думают, а можно, по крайней мере, утверждать, что нельзя отстаивать ее полноту, то главные возражения против теории естественного отбора в значительной степени ослабляются или исчезают. С другой стороны, все главные законы палеонтологии ясно, как мне кажется, свидетельствуют, что виды произошли путем обычного рождения, причем старые формы вытеснялись новыми и улучшенными формами жизни — этими продуктами Вариации и Выживания наиболее приспособленных».
В «Происхождении видов» Дарвин уделил человеку всего одну строку в конце книги, сказав, что благодаря его теории происхождения видов «много света будет пролито на происхождение человека и его историю». Для Дарвина из этой теории неизбежно вытекал вывод о происхождении человека от какой-то иной более низкоорганизованной формы. Человек для него был только частным случаем — одним из множества видов. «Если дать простор нашим предположениям, — писал Дарвин в записной книжке (1837–1838 гг.), — то животные — наши братья по боли, болезни, смерти, страданию и голоду, — наши рабы в самой тяжелой работе, наши товарищи в наших удовольствиях — все они ведут, может быть, свое происхождение от одного общего с нами предка — нас всех можно было бы слить вместе». И далее: «Различие интеллекта у человека и животных не так велико, как между живыми существами без мысли (растениями) и живыми существами с мыслью (животными)».
