…Когда я направляю внутрь себя острие своего внутреннего взора, свое собственное существование я вижу несовершенным, зависимым, неопределенно стремящимся ко все большему и лучшему; Того же, от Которого завишу, признаю держителем этого недостающего мне высшего, причем не неопределенно и в потенции, но по-настоящему действенно, актуально; таким образом — признаю в Нем Бога. Вся сила этого доказательства заключается в том, что я такой, какой я есть, а именно: имеющий в себе представление о Боге, — не могу существовать без того, чтобы Бог не существовал также; тот самый Бог, идея которого есть во мне, то есть — обладающий всеми совершенными качествами, которые я не могу охватить, но только коснуться своим сознанием; Тот, Которого не смущают никакие недостатки. И все это делает достаточно очевидным, что Он не может быть лжецом и обманщиком, ибо ложь и обман берут начало в недостатке, и это освещено и выявлено естественным светом.
Но прежде чем начать здесь более тщательное исследование и попытаться достичь истин, которые из этого следуют, я хочу бросить еще один мысленный взгляд на Бога, оценить для себя Его свойства, узреть, насколько мне позволяет ослепленный разум, немыслимую красоту Его света, поразиться и поклониться ей. Точно так же, как, согласно нашему убеждению, высшее счастье жизни иной состоит в одном только созерцании Божественного Величия, так и мы при таком, хотя и намного более далеком от совершенства взгляде на Него, испытывали величайшее наслаждение, на какое только в этой жизни способен человек. <…>
Я знаю, что существую, и не приписываю своей природе или своей сущности ничего кроме одного того, что я есть вещь мыслящая. Отсюда я по праву заключаю, что моя сущность состоит только в том, что я мыслящая вещь. Возможно (скоро я могу сказать — наверняка), я имею тело, которое весьма тесно связано со мной. С одной стороны, у меня есть ясное и определенное представление о самом себе, а именно о вещи мыслящей, не имеющей протяженности в пространстве; с другой стороны, — о теле, вещи, которая имеет пространственную протяженность и не мыслит. Итак, ясно: я действительно отделен от тела и могу существовать независимо от него. <…>
…Большая разница, — говорит Декарт, — между телом и разумом состоит в природной делимости тела и абсолютной неделимости разума. Действительно, если я рассматриваю разум или себя самого только как мыслящую вещь, то не могу различить в себе никаких частей, но понимаю, что я, напротив, есть вещь единая и неделимая. Может показаться, что со всем разумом связано все тело, но если мне отняли ногу, руку или какую-нибудь другую часть тела, я не чувствую, что нечто отнято и у моего ума. Точно так же способности желать, чувствовать, мыслить и т. д. не могут быть поделены на части, ибо испытывает желание, чувствует и размышляет все время один и тот же разум. Напротив, я не мыслю ни одной телесной или протяженной вещи, которую нельзя было бы легко разложить на составные части. Так я познаю делимость подобных вещей. Одного этого вполне хватило бы, чтобы показать мне, что разум и тело совершенно различны, даже если бы я достаточно не знал об этом из других источников.
