— Пусть Канталапьедра что-нибудь скажет, — предложил кто-то.
— Канталапьедра не говорит, когда ест, — ответил сам комиссар, обгладывая ножку индейки.
— Ну так пускай не ест, если из-за этого он должен молчать, — вмешался кто-то еще.
— Ну уж нет, и есть и разговаривать я буду, пока богу душу не отдам, — заявил комиссар. — Да и как вы требуете, чтобы я говорил, если у меня еще в глотке сухо?
— Вот мой бокал! Вот мой! Возьмите вот этот! — послышался по крайней мере добрый десяток голосов, и множество рук протянулось над столом. Они передавали комиссару один за другим бокалы, наполненные разными винами. Он опрокинул их все залпом не поморщившись, только чуть покраснел да глаза его слегка увлажнились. Затем комиссар налил себе сам бокал искристого шампанского, откашлялся и, выпятив грудь, зычным, но хрипловатым голосом произнес:
— Внимание! В день счастливых именин моей приятельницы Мерседес Айала я посвящаю ей это десятистишие:
Позволь в счастливый этот миг
Сказать тебе, мой светоч Мерседита:
В твоем прекрасном взгляде стрелы скрыты,
И в сердце мне он глубоко проник.
О, выслушай души несчастный крик
Того, кто по очам твоим вздыхает.
Кто ими бредит и о них мечтает.
Твой взор мне даже воздух заменяет,
И в мире том, где души ложь терзает,
Он жизнь мою хранит!
Эта пошлая и безвкусная импровизация была встречена шумными рукоплесканиями, некоторые даже постукивали ножами о тарелки, выражая свое восхищение. И, наконец, в награду за поэтический труд одна из дам, зацепив маслину той вилкой, которой только что ела сама, поднесла это угощение комиссару. Вслед за ней ее соседка предложила поэту ломтик ветчины, а гостья, сидевшая подальше, — кусочек индейки, и так одна за другой, пока Мерседес не положила конец этой веренице подношений. Она поднялась и, передавая Леонардо свой бокал, наполненный хересом, попросила, чтобы он тоже что-нибудь сымпровизировал. Комиссар, воспользовавшись заминкой, поднялся из-за стола и незаметно направился к колодцу; здесь, вложив два пальца в рот, он удалил все, что только что обильно поглощал, и, вполне освеженный, восстановив свои силы, вернулся к столу. Благодаря столь простому, сколь и удобному средству он смог вновь начать есть и пить, словно за весь вечер у него еще не было ни крошки во рту. Остальные мужчины, изрядно выпившие, но не знавшие действенного средства Канталапьедры, уже с трудом могли прямо держать голову. Не составлял исключения и молодой Леонардо.
