— Ты же будущий король!
И я научился повторять, словно молитву: я же король!
Меня стали учить приемам борьбы, а я в отчаянии думал, что никогда мне не уложить противника на лопатки, никогда не стать сильным и ловким.
Мой гуру подбадривал меня:
— В вашем возрасте, принц, я тоже был мягоньким, как масло, а теперь — пощупайте, железо мягче моих мышц.
… Шли годы, мне исполнилось четырнадцать. Однажды, случайно посмотревшись в зеркало, я удивился: мои плечи развернулись, тело налилось силой. Мне захотелось попробовать на ощупь мышцы; согнув руку, я коснулся ее щекой. В моем воображении всплыла статуя бога Индры — голова покоится на плече божественной Индрани, победоносный бог отдыхает после битвы с демоном засухи Вритрой.
Неясные ощущения туманили душу, пьянили ум, и я, должно быть, долго простоял перед зеркалом. Голос матери вывел меня из странного оцепенения. Мать с удивлением смотрела на меня.
— Значит, и мужчинам нравится смотреться в зеркало? Я думала, только женщины тщеславятся своей красотой! Но как ты вырос, маленький мой Яйю! Я со спины приняла было тебя за твоего отца… Иди, сын. Что король подумает, если увидит тебя перед зеркалом?
И повторила с какой-то недоуменной растерянностью:
— Как ты быстро вырос, сынок… Ростом уже с отца… — И, помолчав, добавила: — Вот я и избавлена от одной заботы.
Мне показалось, что мать готовится заплакать, и я поспешил прервать ее:
— Забота? Какие заботы у королевы Хастинапуры! Что ты, жена бедняка или жалкого слуги? Какие у тебя заботы?
— Ты забываешь, что я мать.
— Ты — моя мать, — произнес я горделиво, бросив взгляд в зеркало.
Мать перехватила взгляд и усмехнулась.
— Да, сын. Но кому судьба однажды поднесла чашу нектара, который обернулся ядом, тот живет в постоянном страхе.
Так мы опять заговорили о Яти.
— Пускай король меня отпустит, я мир переверну, но отыщу Яти, и он предстанет перед тобой.
— Как ты его отыщешь? Даже я могла бы не узнать его, если бы он вдруг возвратился. А ты ведь никогда не видел брата! Кто знает, где мой Яти, как он, каким зовется именем и жив ли вообще…
Голос ее сорвался. Яти оставил незаживающую рану в ее душе, особенно болезненную оттого, что боль так тщательно скрывалась. Отец никогда не произносил имя старшего сына, не упоминали его и другие. Я уже вырос, ездил на охоту, в деревнях люди собирались поглазеть на принца Яяти; со мною заговаривали, но никто ни разу не вспомнил о Яти. Будто не было у меня старшего брата, покинувшего дворец, чтоб стать святым отшельником.
