Король Яяти | страница 26
Если смерть есть неизбежное завершение жизни, зачем тогда вообще рождается человек?
Я призывал на помощь философию, в которую Кача и Ангирас посвятили меня, но не находил в ней разрешения своим терзаниям. Могут ли светлячки рассеять темноту ночи новолуния?
В смятении я возвратился в Ашокаван. Мир утонул в ночной тьме, такая же тьма сгущалась в моей душе. Бесшумно появилась Мукулика с золотым светильником в руке. Мягкий свет залил покой. Мукулика наклонилась, поправляя фитиль; в этом золотистом освещении она казалась мне божественно-прекрасной.
Мой взгляд заставил ее оглянуться. Мукулика медленно приблизилась к моему ложу грациозным шагом танцовщицы.
— Вам нездоровится… ваше высочество?
Голос ее был мелодичен.
— Я не могу прийти в себя, Мукулика. Состояние отца…
— Но, говорят, опасность миновала. Только сегодня я слышала, придворный астролог сказал, что опасное влияние звезд скоро…
— Принеси вино! Звезды, болезни, смерть — я хочу обо всем забыть!
Она не двинулась с места.
— Вина! — раздраженно повторил я.
Мукулика потупилась.
— Ваше высочество, королева распорядилась не держать здесь вина…
Почему у женщин так развита интуиция?
Или они просто уверены в неотразимости своих чар?
Глаза Мукулики были опущены — как же могла она видеть, каким взглядом смотрю я на нее?
Мукулика на миг подняла веки — будто молния расколола безоблачное небо, и яркая вспышка осветила улыбающиеся губы, ямочки на щеках.
Я всмотрелся. Мукулика стояла в прежней позе, потупившись. Стояла совсем рядом с моим ложем. Я не пил, но опьянение бурлило в моей крови. А в ушах звучал отцовский голос: «Я жить хочу, Яяти! Не отпускай меня!»
— Почему мать распорядилась не держать здесь вина?
— Ашокаван — приют, удаленный от столичной суеты. Здесь останавливаются святые люди, сюда заходят переночевать отшельники. Здесь нельзя держать вещи, которые их могут осквернить.
В ушах как звон стоял — я слышал страшный крик отца.
Меня охватила дрожь. Я боялся оставаться в одиночестве. Я тоже нуждался в поддержке.
Я сжал руку Мукулики.
И была ночь.
Вновь и вновь твержу я себе — нельзя рассказывать о той ночи. О ней даже нельзя упоминать!
Но я же решил писать всю правду! Стыдливость украшает красоту — не истину. Истина нага, как новорожденный младенец. Такой она должна всегда быть.
Все началось с того… Я стиснул пальцы вокруг ее запястья. Этого было достаточно — лопнули цепи, стягивавшие мир!
В ту ночь я впервые узнал дурманящее возбуждение тела прекрасной юной женщины, божественное блаженство, источаемое каждой его частичкой. Так было впервые. Я был пьян Мукуликой в ту ночь.