Король Яяти | страница 24
Тревога за жизнь отца понудила меня задать вопрос Ангирасу: не оттого ли болен отец, что на нем проклятие? Что это за проклятие? И может ли оно быть снято?
— Лежит ли на моем отце проклятие? — спросил я.
Печаль окутала чело Ангираса. Лишь после долгого молчания он ответил:
— Да. — И добавил — Но проклятие лежит на каждом человеке, принц.
— На каждом? — Дрожь в голосе выдала мой ужас.
— Не нужно бояться, принц. Поистине, можно сказать, что все мы прокляты — я, Кача, твой отец.
— Значит, сама жизнь есть проклятие?
— О нет! Жизнь — драгоценнейшее из благословений, даруемых нам богом в его щедрости. Но благословенный дар несет в себе проклятие.
— В чем же смысл дара? Зачем он человеку? Чего ради человек рождается на свет?
— Чтобы освободиться от великого проклятия. Живым существам не дано выйти за пределы их телесного воплощения. Одному только человеку дано больше, он карабкается вверх по крутому склону, имя которому — понимание. Наступит день, когда человек достигнет вершины и освободится от проклятия. Запомни, принц, — не наслаждение тела есть истинная цель жизни, но радость духа.
Ангирас внезапно смолк.
— Желаю тебе счастливого пути, и да пребудет с тобой милость божья, — сказал он, помолчав.
До самой Хастинапуры мой разум не оставляли мысли о том, что узнал я от Качи и Ангираса. Но они отлетели прочь, едва я вступил в город. Теперь меня снедала тревога за отца и страх не застать его живым.
Я бросился к ложу отца, я звал его. Отец невнятно пробормотал какие-то слова, но они не были ответом на мой зов, ибо отец уже принадлежал иному миру.
Ко мне приблизился главный министр и, положив мне на плечо худую старческую руку, мягко подтолкнул к двери.
За дверью он сказал дрожащим голосом:
— Вы молоды, принц, и еще не знаете, как устроен мир. Все бренно в этом мире. Вам не нужно видеть смертных мук отца. Ашокаван недалеко отсюда, там тишина и покой, приют этот отдален от суеты, как пещера в чистых Гималаях. Подземный ход ведет из дворца прямо в храм Ашокавана. Побудьте там. Дважды в день вы сможете навещать отца.
Главный министр, видимо, не сомневался в моем согласии — в Ашокаване все было приготовлено для моего удобства и покоя. Но я скучал, не знал, куда девать себя, что приказать бесчисленной челяди, за чем послать. Одну из служанок звали Мукулика — мне не случалось ее раньше видеть. Ей было лет двадцать пять, и была она миловидна и умна. Видя, что я не нахожу себе места, Мукулика стала отсылать под разными предлогами всю челядь. Сама она оставалась при мне и, угадывая мои желания, безмолвно исполняла их.