Судьба и книги Артема Веселого | страница 43



— Вы, самые аккуратные, все же опоздали на шесть минут.

— Шесть минут — это чепуха, — сказал Артем, — я дни и месяцы пускаю по ветру.

Фурманов возмутился.

— Это преступленье, — сказал он. […]

Месяца два спустя Артем писал мне в Воронеж, где я училась в университете: «Работаю, как черт. Не выхожу из библиотек. Читаю о прошлом, чтобы осознать лучше сегодняшнюю действительность. Что-то делается со мной странное. С некоторых пор не могу слышать тиканья часов: физически ощущаю, как бегут минуты, и каждую жаль, хочется удержать. Все кажется, что я не успею сделать что-то важное…» >3

В другой раз Ольга Ксенофонтовна вспоминала:

Зимой 1924 года из Москвы от Артема пришло письмо: «Роман закончен. Срочно требуется твое карающее перо. Приезжай. Режь, прессуй, просеивай через сито».

Необоснованное право резать и прессовать свое творчество Артем предоставил мне еще с 1918 года, когда я, в свои семнадцать лет, была литературным правщиком в самарской газете, а он, тогда еще полуграмотный парень, начинал пробовать в печати свое «дикое перо»[29], брал первые ноты «Большого запева»[30].

«Впрочем, — писал Артем, — тебе едва ли удастся разгуляться по страницам „Страны родной“.[…] „Страна родная“ — моя первая серьезная вещь и большая победа».

Я знала Артема, всегда остро неудовлетворенного своими вещами. На этот раз письмо дышало радостным возбуждением и творческой удачей.

Однако, когда две недели спустя я перешагнула порог его полутемной, узкой комнаты, я застала его совсем в другом настроении.[…]

— А насчет романа, Ольга, я тебе наврал. Никакой там особой победы нет. Какая там победа! И боя не было. Еще только маневры. Опять сырье и хаос. Размахнулся широко, гребнул мелко.

Я сказала, что это его фантазия и ненужное самобичевание.

Он ответил:

— Не думай, я зря себя не хаю. — И добавил, засияв глазами: — Вот Серафимович написал на ту же тему. Это вещь! Взлет к бессмертию! Слезы выжимает. Хорошие думы родит.

Он не дал мне даже отдохнуть с дороги, натянул на себя матросский бушлат, в котором ходил — грудь нараспашку — в двадцатиградусные морозы, и потащил меня к Серафимовичу.

Уже две ночи перед этим пропадал Артем у Серафимовича, слушая «Железный поток». На сегодня сговорились закончить чтение. […]

У Серафимовича были неожиданные гости. Я чувствовала, что мы пришли не вовремя. Но Артем сел в кресло, не обращая внимания на гостей, и заявил, что он не сдвинется с места, пока не дослушает конца романа, тем более, что он специально привел своего «критика-литературоведа», которому надо зарядиться пролетарским духом, раньше, чем приступить к разгрому «Страны родной».[…]