Среда, 14 июля 1977 г., Нью-Йорк
Коста Зеннокотти пристально смотрел на девушку, сидевшую напротив него за столом. Она продолжала говорить — быстро, взахлеб, бурно жестикулируя и время от времени корча гримасы, чтобы подчеркнуть ту или иную мысль. Господи! Он ненавидел себя за такие мысли, но она была самой сексуальной из всех женщин, каких он когда-либо видел.
— Коста, — она резко оборвала свой монолог. — Ты меня слушаешь?
— Разумеется, Лаки, — поспешно заверил он, сгорая от стыда. По сравнению с ним она совсем девчонка — двадцати семи или двадцати восьми лет от роду. Однако ума ей не занимать, и наблюдательности тоже. Наверняка она прочла его мысли.
Лаки Сантанджело. Дочь его лучшего — на всю жизнь — друга Джино. Шлюха, дитя. Независимая женщина. Искусительница. Коста знавал ее во всех ипостасях.
— Как видишь, — она порылась в сумочке и извлекла пачку сигарет. — Момент для возвращения отца крайне неподходящий. Во всех отношениях. Ты обязан его отговорить.
Коста пожал плечами. Иногда она ведет себя как настоящая дура. Кому, как не ей, дочери Джино, знать, что никакая сила не может помешать ему осуществить намеченное? Если на то пошло, они — Джино и Лаки — сделаны из одного теста и похожи так, как только могут быть похожи двое разных людей. Даже внешне она — вылитый отец. То же выражение агрессивной сексуальности на смуглом, с оливковым оттенком, лице; те же черные, глубоко посаженные и нередко горящие злобой глаза; такой же большой рот и полные, чувственные губы. Только нос у Лаки поменьше и поженственнее. У обоих вьющиеся, цвета черного янтаря, волосы: у Лаки они до плеч, а у Джино, в его семьдесят с хвостиком, покороче, но тоже еще пышная шевелюра.
