— Вы хотите, чтобы мой папа заплатил за меня?
Он хмыкнул.
— То, чего я хочу от твоего папы, к деньгам отношения не имеет.
— Но вы ведь меня похитили, разве нет? Потому что это никакое не убежище, и мамы здесь, конечно, нет. А если это не убежище и мамы здесь нет, значит вы меня украли из-за денег, да? Из-за чего же еще?
Она помнила, как сестра Агнетис ковыляла туда-сюда по классу, рассказывая им историю святой Марии Горетти, которую тоже украли. Разве не так началась та ужасная история? Кто-то похитил ее, кто-то, кому нужно было осквернить ее горячо любимый храм Святого Духа. Лотти осторожно поставила миску на пол. Руки были липкими от пролитого супа, и она вытерла их о форменный передник. Она точно не помнила, как именно был осквернен драгоценный храм Святого Духа, но если это имело отношение к поеданию овощного супа, предложенного незнакомцем, тогда, она знала, ей нужно отказаться.
— Я уже наелась, — сказала она и, вспомнив, добавила, — большое спасибо.
— Ешь все.
— Я больше не хочу.
— А я сказал, ешь все, до последней капли. Поняла? — он подошел и вылил остатки из термоса в миску.
Маленькие желтые бисеринки разбежались по поверхности супа. Они двигались друг к другу, образуя круг, похожий на ожерелье феи.
— Или ты хочешь, чтобы я тебе в этом помог?
Лотти не очень понравился его голос. Она знала, что он имеет в виду. Он опять окунет ее лицом в миску и будет держать так, пока она не захлебнется или не начнет есть. Захлебываться не хотелось, поэтому она взяла с пола миску. Господь простит ее, если она съест этот суп, не правда ли?
Закончив, она поставила миску на пол.
— Мне нужно в туалет, — проговорила она.
Он со стуком поставил что-то в освещенный фонарем круг. Это была еще одна миска, но глубокая и широкая с нарисованным веночком из маргариток и отогнутыми наружу краями, похожими на рот осьминога. Она смущенно смотрела на эту штуковину.
— Я больше не хочу супа, я съела все, что вы мне дали. Мне нужно в туалет.
— Делай, — сказал он. — Разве ты не знаешь, что это такое?
Она поняла, что он хочет сказать, что она должна сделать в эту миску, и сделать у него на глазах. То есть она должна перед ним спустить свои штанишки, присесть на корточки и писать, а он будет смотреть и слушать. Как миссис Мэгваер дома, встанет, бывало, за дверью туалета и кричит: «Ну как, голубушка, твой животик сработал?»
— Я так не могу, — сказала она. — Перед вами.
— Не можешь — не надо, — сказал он и убрал большую миску. В мгновение ока были также убраны маленькая миска, термос и фонарь. Стало темно. Что-то со свистом пролетело мимо и шлепнулось на пол рядом с ней. Она вскрикнула и отскочила. Над головой пронесся холодный поток воздуха, как будто пролетели призраки, вышедшие из могилы. Потом что-то лязгнуло, что-то скрипнуло, и она поняла, что осталась одна.
