— Ну, как это дело Флемминга? Близко к завершению? — имея в виду расследование, отнимавшее у него так много времени последние недели.
Он не торопился присоединиться к ней. А, войдя, наконец, в гостиную, направился не к дивану, где на столике его ждал чай, а к торшеру. Включив торшер, он проделал то же самое с настольной лампой у кресла. Он зажигал и зажигал лампы, пока не исчезла последняя тень.
После этого он подошел к ней, но сел не рядом, а в кресло напротив, так, чтобы быть лицом к лицу. Она взяла свою чашку и начала пить чай.
Хелен знала, он будет добиваться от нее правды. Скажет: «Что же это на самом деле происходит, Хелен? И, пожалуйста, не пытайся мне лгать, потому что я всегда могу распознать ложь, мне ведь много лет приходилось общаться с лжецами самой высокой квалификации, и я бы хотел верить, что женщина, на которой я женюсь, не принадлежит к их числу, так что, если не возражаешь, может быть, прямо сейчас проясним ситуацию, потому что я уже начинаю иначе смотреть на тебя и на наши отношения, и пока мои сомнения существуют, наши дальнейшие отношения мне кажутся невозможными».
Но сказал он нечто совершенно другое. Хелен взглянула на него: ладони слегка зажаты между колен, лицо серьезно, а голос… В самом деле, его голос звучал нерешительно?
— Хелен, я знаю, что иногда слишком тороплю события. И мое единственное оправдание в том, что, когда речь идет о нас, я всегда спешу. Будто мне все время кажется, что нам не хватит времени и мы должны торопиться. Сегодня, сейчас, немедленно. Я всегда это чувствую, когда дело касается тебя.
Она поставила чашку на стол.
— Торопишь события? Не понимаю.
— Мне, вероятно, следовало позвонить тебе заранее, сказать, что я приеду. А я об этом не подумал, — он опустил глаза, разглядывая свои руки. Кажется, ему хотелось перевести разговор в более легкую тональность. — Послушай, нет ничего страшного, если ты сегодня предпочла бы… — Томми поднял голову, сделал глубокий вдох, потом резко выдохнул. — Проклятье! — вырвалось у него, — Хелен, может быть, сегодня вечером тебе хотелось бы остаться одной?
Она смотрела на него и чувствовала, как нежность теплыми потоками охватывает ее. В этом ощущении было нечто сходное с погружением в зыбучий песок, и хотя ее природа требовала немедленных действий, чтобы освободиться, сердце говорило ей, что она не в силах этого сделать. Хелен была практически неуязвима для неотразимых достоинств Томми, за которые другие называли его завидным женихом. Она не теряла голову от его внешней привлекательности, ее не интересовало его богатство. Страстность натуры временами начинала раздражать. Пылкость чувств льстила, но Хелен слишком хорошо знала, скольким другим женщинам довелось испытать ее на себе, чтобы придавать этому большое значение. Его ум, бесспорно, импонировал ей, но многие ее знакомые были столь же умны, столь же напористы и талантливы, как и Томми. И только перед одним его качеством Хелен не могла устоять. В мире решительных мужчин с пресловутой «жесткой верхней губой» она таяла как воск от проявления мужской незащищенности.
