Нахмурившийся Бечек зло поглядывает, как Йося надевает колесо.
— А Исайка где? Он уже вернулся?
Но ответа он так и не дождался. Сплюнув, Бечек изо всех сил швыряет в повозку вещевой мешок. Вслед за Бечеком на гору хвороста взбираюсь и я.
Понатужившись, лошади трогают. Повозка теперь хромает. Добытое колесо выше остальных трех и все время визжит. Тихо шипит песок. Йося шагает сбоку. Одна пола у него подоткнута, кнут зажат под мышкой.
— Но, чтоб вам пропасть! — кричит он время от времени.
— Знаешь? — толкает меня Бечек и говорит, обращаясь, видимо, совсем не ко мне. — Я мог уже давно сгнить под каким-нибудь Гуляй-поле или Николаевом, и никто особенно не тосковал бы здесь по мне. Йося все так же погонял бы своих клячонок… А я вот хочу, чтоб тосковали… Чтобы болели, горевали по Бечеку!
Бечек кидает на меня такой взгляд, что мне становится жутко.
— Но ничего, Ошер! — Он подкладывает под голову свой вещевой мешок и закрывает глаза. — Мы еще покажем!..
И хоть я не пойму, почему он сейчас так рассвирепел и что собирается показать, я принимаюсь поглаживать его вещевой мешок, и мне очень хочется сказать ему, что я рад его приезду. Но почему-то я не могу сказать Бечеку, что он мне дорог. Как-то неудобно это.
— Помнишь тополи? — спрашиваю я его, хоть мне и нечего говорить об этих тополях.
— А? — не открывая глаз, переспрашивает Бечек. — Что?
— Тополи…
— Я страшно устал, Ошерка… Что ты говоришь? Тополи?
— Вырубили тополи.
И я принимаюсь ему рассказывать о тополях. Они росли по обеим сторонам дороги. Весной на них сидели вороны. Но выдалась холодная зима, и их вырубили. Потом я ему рассказываю всякие другие новости: о Велвеле Ходоркове, о Голде. Как Голда сделала меня председателем товарищеского суда и что я должен быть примерным и ни с кем не драться.
Слушает ли меня Бечек? Я говорю, а он все молчит, не перебивает. Я хочу ему рассказать об Исайке, лучшем друге Бечека. Скажу ему об этом по секрету, на ухо, чтобы не услышал Йося. И вдруг замечаю, что Бечек спит. Видно, уж очень он утомился.
Натянув до отказа постромки, лошади еле тащут повозку. «Провидец» шагает сбоку, — зажав под мышкой кнут, и все погоняет лошадок.
Уже показались первые домики. Издали, как видно из комсомольской ячейки, доносятся песни и какой-то веселый гам. Но здесь, на окраине местечка, только перекликаются собаки и квакают лягушки в прудах. Несколько запоздавших коров, поднимая пыль, с мычаньем возвращаются домой. Я швыряю в них палки, отгоняю подальше, чтобы они не разбудили Бечека.
