Вася сидел, прислонившись к стене. Что ему сказать? У него-то совсем ничего нет. Всё он оставил в отряде, только соль у него и есть — боялся, что рассыплет в ранце, и положил в карман.
— Н-не хочу я, — отрицательно покачал он головой.
— Будет тебе. Бери!
Козик не ел почти с самого утра: к обеду не поспел и не полудничал. Конечно, ему уже хотелось есть, но он считал себя очень виновным и не решался брать Андрейкин хлеб и колбасу… Но тот настаивал.
— Не будешь ты, — не буду и я, — пригрозил Андрейка. — Ослабеем и не сможем идти.
Угроза подействовала: Козик взял ломтик сыра и зачем-то посолил его.
— Не соли… Пить захочешь, — предупредил Седых.
— Я забыл, — застеснялся Козик и уже смелее приступил к еде.
Боярченко по-прежнему сидел под стеной, хмурился, краснел, смотрел в сторону и что-то жевал. Он, конечно, не хотел ссориться с Андрейкой Седых, но, если рассудить по-честному, то почему он должен тащить на себе этого Козика? Его бы надо хорошенько избить и оставить в галерее одного: умел завалить ход, пусть теперь сам выбирается и почувствует, как это приятно.
Седых половину припасов вместе с солью, отданной ему Козиком, тщательно завернул в бумагу и положил в ранец. Потом встал, помог подняться Козику. На этот раз он не просил Боярченко идти впереди, он сам освещал дорогу.
Козик всё так же одной рукой опирался на плечо Седых, а другой на палку. Он твердо думал, что теперь никогда — сколько будет жить — не забудет Андрейку Седых…
— Ты знаешь, Андрейка, что я скажу, — зашептал вдруг Вася.
— Что?
— Помнишь, тебя толкнули с школьного крыльца?
— Помню.
— Это я… толкнул. Понимаешь, нечаянно как-то. Я знаю, ты ушибся, а я побоялся признаться. Плохо я сделал, правда?
— Подумаешь, что вспомнил, — заметил Андрейка и скосил взгляд на Козика: его нос напомнил ему клюв петуха — узкий, заостренный. По лицу Васи катились капли пота.
— Ты вот что… крепче опирайся, — сказал Андрейка.
— Тебе же трудно.
— Ничего, я выдержу.
Галерея постепенно становилась уже, идти рядом, как раньше, было нельзя, и Андрейка теперь продвигался боком. В одном месте, где ход был наполовину засыпан, они пробрались ползком. Но вдруг ход расширился, потолок побежал вверх, а еще через десять метров галерея превратилась в какой-то круглый подземный зал.
Отсюда выхода не было — зал оказался новым тупиком. Боярченко сделал шаг назад, но Андрейка, как видно, уходить не спешил, не двигался с места и Вася, поэтому задержался и Федя Боярченко.
