Рядом висел другой портрет, на этот раз мужской. На картине был изображен мужественного вида человек лет шестидесяти, с запоминающимися крупными чертами лица, его плечи покрывала красного цвета накидка. Несмотря на густую бороду, скрывавшую нижнюю часть лица, сходство было несомненным.
— Наверное, это ваш отец! — заметила Маргарита.
— Нет, это автопортрет моего умершего деда. Он закончил его незадолго до того, как до нас дошла печальная весть, что корабль, на котором плыл его сын и наш отец, утонул во время шторма где-то у берегов Ост-Индии.
Маргарита, желая выразить свое сочувствие, заметила:
— Как, должно быть, вам было тяжело пережить это несчастье.
— Да, то было тяжкое для нашей семьи время. Вскоре от горя умерла наша матушка, заболев горячкой. Мартину тогда было всего двенадцать лет. Хорошо, что старший брат успел жениться. Если бы не Корнелия, его жена, заменившая нашему младшему брату мать, даже не знаю, пережил ли бы Мартин такое горе. — Ян взглянул на портрет деда. — Да, но семью все-таки сохранил дед. Когда я смотрю на него, мне кажется, он как будто рядом и поддерживает меня.
— Ты его очень любил? — Маргарита снова изучающе вгляделась в портрет. На нее смотрели точно такие же, как и у его внука, ясные пытливые глаза. Кроме того, их объединяла еще одна общая черта — у деда и у внука был очень похожий рисунок рта, такие же чувственные губы и такая же горькая складка в уголках рта.
— Мы все любили его. В молодости он был странствующим художником, пока к нему не пришла известность. Он приобрел в Амстердаме дом и мастерскую с галереей, где выставлял свои полотна и полотна других живописцев. У Хендрика не оказалось никакой склонности к живописи, и он стал моряком. Однако Корнелия, его жена, настояла, чтобы он оставил море. Теперь он помогает мне продавать картины, доставляет полотна из Голландии сюда, в Россию.
— Ваш брат живет в доме деда?
— Нет, этот дом дед завещал мне, так же как мастерскую и галерею.
— Как бы мне хотелось увидеть портреты великой княгини и великого князя, написанные вами.
— К сожалению, я даже не знаю, где их повесили. — Ян прошел к стопу, накрытому парчовой скатертью, и, отставив стул, жестом предложил Маргарите занять место. Подсвечник из трех свечей отбрасывал на стол теплый золотистый круг, свет дробился в граненых бокалах и таинственно мерцал в графине с темным красным вином.
Стол был уставлен самой разнообразной холодной закуской, традиционной для фламандской кухни. Были здесь и пикули, и печеные яблоки, посыпанные сверху корицей. Все блюда на вкус оказались просто превосходными. Во время еды Ян поделился тем, как ему удалось стать придворным живописцем.
