— Конечно, — усмехнулась актриса. — Развлечений у меня мало.
— Сейчас я напишу письмо, — медленно проговорила я, — не могли бы вы, если… если мне придется срочно уехать, переправить послание высокой седовласой даме. Такой, в золотистой каракульче, представляете?
— Представляю. А в чем собственно дело? — забеспокоилась соседка.
— Пока ни в чем, — мрачно обманула я. — Но… ведь вы сможете это сделать?
За занавеской, скрывающей вход в комнату, хлопнула дверь. Пуская на постой в смежную комнату жильцов, последний из которых оказался «мужем», Мария Германовна отделила вход в свою комнату подобием тамбура из занавески, и постоялец сначала попадал на половину актрисы и лишь потом, за занавеской проходил к себе. Вредные троцкисты не разрешили Марии Германовне прорубить еще одну дверь из коридора в комнату постояльца, видите ли, многочисленным сундукам эта дверь жить мешает.
— Ой! Лешенька пришел! — воскликнула соседка, и толстый кот Филарет спрыгнул с ее колен и помчался проверить, — чего это им Лешенька принес. Может быть рыбки?
Но «муж» Марии Германовны только крикнул «это я!» и, не показавшись из тамбура, прошел на свою половину.
Никто в коммуналке не знал, сколько инженер Сидорчук заплатил актрисе Игнатовой за фиктивный брак и прописку. Тема эта, что благородно, почти не обсуждалась, так как каждый троцкист знал, сколько соседка тратит на лекарства (мы все бегали для нее в аптеку) и тема была табу. Даже Гарик Лопата не встревал.
Кот Филарет и актриса оживились с приходом жильца, устремили к нему все интересы, и я напомнила о себе легким кашлем.
— Да, да, Сонечка, я тебя слушаю, — улыбнулась Мария Германовна.
— Вы передадите письмо?
— Конечно. Попрошу Лешу, он отнесет.
Я невольно оглянулась на стену, разделяющую две комнаты, и неловко спросила:
— А когда Алексей Петрович пришел с работы? Только что?
— Нет, — удивившись подобному вопросу, ответила актриса. — Он в магазин выходил. А в чем собственно…
— Ни в чем, — перебила я. — Но не могли бы вы передать послание с кем-нибудь из своих учеников? — Актриса Игнатова подрабатывала ставя речь слушателей школы актерского мастерства при городском драмтеатре. Изгоняла из речи всяческие «как бы», «хы», вместо «гы» и убирала оканья волжан.
— Хорошо, — очень, очень удивленно кивнула Мария Германовна. — Но в чем дело, ты можешь мне объяснить?
— Нет. Извините. Но это очень важно. Письмо должно попасть в руки Ирины Яковлевны Туполевой.
— Туполевой? — переспросила актриса. — А почему ты не можешь отправить его по почте?
