— Добро пожаловать, мистер Хрущев! — сказал Гарриман. — Я уверен, что все присутствующие, как республиканцы, так и демократы, согласятся с моими словами: мы единодушно и твердо поддерживаем внешнюю политику президента Эйзенхауэра и, соответственно, его инициативу пригласить вас в Соединенные Штаты. Итак: мы понимаем, что последние сорок восемь часов вы почти непрерывно отвечали на вопросы журналистов и сенаторов США. Вероятно, большую часть визита вам предстоит заниматься тем же. Возможно, сегодня вечером вы предпочли бы дать отдых натруженным голосовым связкам и хотели бы сами задать нам какие-нибудь вопросы?
Главе мирового социализма выслушивать наставления американских воротил? Нет.
— Задавайте свои вопросы, — коротко сказал он. — Я не устал пока.
Однако миллионеры принялись по очереди выпаливать в его адрес не столько вопросы, сколько небольшие речи, один за другим, бросая при этом взгляды друг на друга. Некий мистер Макклой, председатель правления банка “Чейз Манхэттэн”, попытался внушить ему, что американские финансисты не оказывают никакого влияния на американскую политику.
— Вы должны понять, — сказал он, — если Уолл-стрит заподозрят в поддержке какой-либо законодательной инициативы, в глазах Вашингтона нам конец.
Предсовмин сузил глаза. Та же странная тактика, какую применял Лодж, явно те же странные попытки убедить его в том, что земля плоская, небо зеленое, луна сделана из сыра. Лучше отшутиться.
— Прекрасно, — ответил он. — Будем знать теперь, какие вы несчастные.
Директор “Дженерал дайнэмикс” объяснил, что, хотя его компания производит атомные бомбы, никакой ставки на напряженные отношения супердержав они не делают. Мистер Сарнофф, магнат радиоимперии “Ар-си-эй”, объяснил, что еще мальчиком уехал из Минска в Соединенные Штаты и ни разу об этом не пожалел; причиной тому — достоинства американского радиовещания, которые он долго воспевал.
Он выдержал паузу, прежде чем ответить:
— В Минске теперь все по-другому.
Никто, по-видимому, не собирался оказывать давление на правительство, чтобы снять эмбарго на торговлю.
— Что именно вы хотели бы нам продать? — спросили его.
— Это уже детали, — ответил он. — Если договориться принципиально, наши представители смогут обсуждать конкретные товары на более низком уровне.
— Что именно вы хотели бы у нас купить?
— У нас есть все необходимое, — сказал он. — Мы об одолжениях не просим.
Был конец лета, день сменился вечером из тех, в какие небо имеет чистый, ясный цвет темнеющей воды, постепенно, через все более глубокую синеву, переходящий в черный. Он увидел, как вдоль по улице пылью рассыпаются крохотные золотые огоньки, совсем как обещали Ильф и Петров. Одинокая полоска облака пересекала синеву между зданиями, делаясь тоньше, натягиваясь, будто струна. Натягивалась и струна разочарования в груди у предсовмина, когда охранники быстро вели его с порога особняка к машине. Его нос уловил незнакомые запахи готовки, смешанные с едкими выхлопными газами. Журналисты рванулись вперед; на улицах по-прежнему было очень шумно.
