Да, он древнее исчезнувших динозавров. Сегодня где-нибудь под Квебеком, Москвой, Улан-Батором он таков же в весенних лужах, каким был под другим звездным небом, задолго до первого крика млекопитающего и красок первого в мире цветка. Что ему жалкие тысячелетия нашей истории! Динозавры, потопы, оледенения, изничтожение древних горных хребтов и возвышение новых, громоносные старты наших ракет и радиоактивный пепел Бикини — все было для него сон и миг. Он пережил все, и пока существуют весенние лужи, так будет и впредь. По крайней мере здесь, на этой планете, его двойник доказал это наглядно… Животное или растение, то и другое вместе, ах, в этом ли дело? Как хрупок мир человека и как незыблем мир щитня!
Грустным было наше прощание с планетой. Клонясь к закату, мутнело дальнее солнце, лужи уже всюду подернулись корочкой льда, и неуютно, холодно было у нас на душе. Да, и тут жизнь, всюду жизнь, но какая, к чему, что доказующая?!
Торжество жизни, само собой. Но только ли это? Некогда человек беспокоился лишь о себе и своих близких. С появлением народов в круг его забот и волнений вошли тысячи и миллионы людей, а позже, на краю атомной погибели, — все человечество. Тем и выжили: нет блага для человека, если народ в беде, и нет безопасности для народа, если человечество под угрозой.
Но недаром еще Аристотель говорил, что мышление есть страдание: оно не останавливается на полпути. Достигнув звезд, мы сыскали там жизнь, но не разум. Не означает ли это, что цивилизации скоротечны, что природа, порождая разум, программирует его самоистребление и нас ждет общая участь?
Конечно, еще в конце двадцатого века нашелся другой, вполне оптимистичный ответ. Если Вселенная пуста и нема, то это значит, что мы самые первые, пока единственные, может быть, уникальные… Прекрасно и даже логично, только все существует во множестве — галактики, звезды, планеты, минералы, растения и животные. Обнаружил один образец, значит, обязательно будет второй, третий, десятый…
Лишь человечество выпадало из этого правила.
И вот теперь отыскался аналог-антагонист — космический щитень! Тоже единственный в своем мире и потому тоже выпадающий из общего правила.
Тягостным было наше возвращение на Землю, хотя внешне все выглядело триумфом. Как же, еще одно открытие, еще одна победа науки…
Но какая! Искали братьев по разуму, а нашли собрата по одиночеству.
Все-таки в прошлых веках жилось полегче, не надо было беспокоиться о человечестве, тем более — о Вселенной. Однако вывод «чем далее, тем грустнее» неверен. Во-первых, тот, кто впервые сказал, что во многознании много печали, а мышление есть страдание, умолчал, что оно же еще и удовольствие. Иначе кто и каким кнутом того же Аристотеля заставил бы мыслить! А во-вторых, мы слишком привыкли к компьютерной, все от того же Аристотеля идущей логике с ее неизменным «да — нет», «ноль-единица», «или — или, а третьего не дано».
