У Люси было такое ощущение, точно на голову ей надели железные обручи и теперь стягивают их. Ни с того ни с сего припомнились картины средневековых пыток из исторического романа, прочитанного еще в школьные годы. Она не решалась спросить, как себя чувствует Костя. Он заговорил сам:
— Ты ничего не взяла от головной боли?
— Нет.
— Собиралась… — пробурчал Костя. — Надо завтра купить в аптеке какое-нибудь снотворное.
— Снотворное не продают без рецепта, — сказала Люся.
— Га-га-га!.. — грохнуло в саду.
Николка вскрикнул во сне.
Костя старался припомнить, какие есть народные средства от головной боли. Его дед стягивал голову мокрым платком и уверял, что это помогает.
— У нас есть какие-нибудь платки?
— Носовые?
— Нет, на голову.
— Только один.
Костя встал, нашарил спички, зажег керосиновую лампу, так как электричество в зимнюю кухню еще не провели, и отыскал в чемодане Люсин платок. После этого он сходил на улицу, намочил под краном платок и полотенце и, вернувшись, применил дедушкин способ лечения головной боли.
Народное средство вполне себя оправдало. Не прошло и часа после того, как завершилась картежная игра, а Люся с Костей уже заснули.
Следующее их пробуждение произошло от собачьего воя. Выла не одна собака, не две — целая собачья концертная бригада развлекала Джубгу. Едва кончала вой одна собака, как тотчас принималась за дело другая, а то две-три разом тянули заунывную, хватающую за сердце жалобу.
Когда Люся еще маленькой девочкой ездила к бабушке, вот так же однажды… нет, кажется все-таки не так жутко, выли собаки. Бабушка говорила, что это к покойнику. И теперь, должно быть, они воют неспроста. Кому-то этот вой сулит горе. Может, быть, нам? Утонет Костя… Или заболеет Николка… Или я… Или я сойду с ума. Боже мой, зачем мы только сюда приехали! Надо было провести отпуск у тети в Сосновых Выселках.
Костя не спал. Люся по дыханию чувствовала, что он не спит, но лежал тихо: прикидывался спящим. Просто, наверно, не хотел с ней разговаривать. Ведь это из-за нее они приехали в Джубгу. Собственно, даже не из-за нее, а из-за Кропачевых. Нужно же было обезьянничать! Кропачевы — к морю, и мы непременно к морю.
Собачий вой, наконец-то, смолк, но Люся больше не могла заснуть до рассвета. Утро началось тем же, чем кончился вчерашний день: Машенькиным пронзительным ревом. Костя, однако, уже несколько приспособился к новой обстановке и продолжал спать. Он даже не почувствовал, как Люся перелезла через него и встала.
