— И что теперь надо делать? — спросила Эвлуэла.
Гормон сказал:
— Наблюдатель, положи свою правую руку в Уста Правды.
Я нахмурился, но подчинился.
— Теперь, — сказал Гормон, — один из нас задаст вопрос. Ты должен ответить на него. Если ты солжешь, челюсти сомкнутся и отсекут твою руку.
— Нет! — воскликнула Эвлуэла.
Я обеспокоенно взглянул на челюсти, касающиеся моего запястья. Наблюдатель без рук — человек без дела. Во времена Второго Цикла можно было заказать протез получше собственной руки, но Второй Цикл давно закончился, и подобную роскошь теперь уже не найти.
— Как такое возможно? — спросил я.
— Воля Провидения необычайно сильна в пределах этого помещения, — ответил Гормон. — Она неумолимо отделяет правду от лжи. За этой стеной спят три Сомнамбулы, через которых и говорит Провидение, и они управляют Устами. Ты боишься Провидения, Наблюдатель?
— Я боюсь своего собственного языка.
— Смелее. Еще никогда перед этой стеной не произносилась ложь. И никто еще не потерял здесь руки!
— Тогда вперед, — сказал я. — Кто задаст мне вопрос?
— Я, — сказал Гормон. — Ответь мне, Наблюдатель, ответь честно, можно ли сказать, что жизнь, посвященная Наблюдению, это жизнь, проведенная с пользой?
Несколько долгих мгновений я молчал, собираясь с мыслями и глядя на челюсти.
Наконец, я сказал:
— Быть на страже во имя человека — это, наверное, самое благородное дело, которому себя можно посвятить.
— Осторожно! — закричал встревоженный Гормон.
— Я еще не закончил, — сказал я.
— Тогда продолжай.
— Но посвящать свою жизнь поиску мнимого врага — бесполезное занятие. Превозносить того, кто долго и добросовестно ищет врага, который никогда не придет, — глупо и грешно. Моя жизнь прошла впустую.
Челюсти Уст Правды не дрогнули.
Я вынул руку. Я смотрел на нее так, будто она снова выросла из запястья. Я вдруг почувствовал, что постарел на несколько циклов. Эвлуэла стояла с широко распахнутыми глазами и, прижав руки к губам, казалось, была потрясена тем, что я сказал. Мои слова словно повисли в воздухе перед лицом этого страшного идола.
— Сказано откровенно, — сказал Гормон, — хотя и без особой жалости к себе. Ты слишком сурово судишь себя, Наблюдатель.
— Мне было жаль руку, — ответил я, — ты бы хотел, чтобы я солгал?
Он улыбнулся и повернулся к Эвлуэле.
— Теперь твоя очередь.
Явно напуганная, маленькая Воздухоплавательница приблизилась к Устам Правды. Ее тонкая рука дрожала, когда она просунула ее между плитами холодного камня. Я с трудом поборол желание броситься и оттащить ее от искаженной в дьявольской гримасе головы.
