От голоса исходила стужа — неявная, как от могильной плиты: пока не положишь ладонь, не чувствуешь.
Она положила.
Райна едва держалась на ногах и не поднимала голову. И так знала — нашел. Он нашел ее, тот, кому она прострелила плечо. Не важно как. Важно, что это случилось, все-таки произошло.
— Расскажи мне… Ты часто стреляешь на улице?
Дернулись черные локоны, застилающие лицо — Райна вздрогнула. Ноги предали, задрожали в коленях; усилилась хватка чужих пальцев на локтях. Кто-то, держащий справа, дернул ее на себя, очнись, мол, и отвечай на вопрос.
— Я… это не то, что вы думаете…
— Я спросил, часто ли? — Ласковый голос. Терпеливый. Температура без единого градуса в плюс.
— Не часто.
— А в людей попадаешь часто?
— Я не… не стреляю в людей. Только в мусорные баки. Мы играли! Соревновались!
— Заткнись.
Ей дали этот совет все тем же мягким тоном, от которого почему-то свело живот.
— Ты была пьяна?
— Нет…
— Врешь.
Райна умолкла. Она бы зацементировала собственный рот, если бы могла, лишь бы не сболтнуть лишнего. Но этот голос… Он не просто приказывал. Он обещал, что с ней случится что-то очень плохое, если правда не будет извлечена на свет.
— Что вы пили?
— П-п-пиво.
— Шырялись?
— Мы не хотели никому… причинить вреда…
— Отвечай!!!
Ее так резко схватили за горло, что она всхрипнула, откинула голову назад и впервые взглянула в глаза похитителя — плохие глаза, без эмоций, несмотря на повышенный тон, слишком спокойные.
Он убьет, а через минуту уже не вспомнит, кого убивал… Не икнет, не затормозит, не сжалится; в это мгновенье Райна четко поняла, что говорить придется только правду, иначе не просто убьют — будут ломать кость за костью. Сколь угодно долго, не торопясь и не напрягаясь.
Она боялась человека. А нашел ее не человек. Кто-то гораздо хуже.
Четко очерченные губы чуть изменили положение — сделались тенью недоброй улыбки.
— Ты ведь умная девочка, да? Я же вижу.
— Да. — На этот раз она кивнула быстро.
— Не хочешь боли…
— Нет. Не хочу…
— Но совсем без боли не получится.
Он сказал это будто даже с сожалением. Вот только его не было — сожаления.
Был ровный взгляд серых глаз без выражения, была эта комната, двое мужчин по сторонам от нее, дневной свет, льющийся через единственное в комнате окно, а вот сожаления по поводу нее — Райны — ни у кого не было.
«Ты проштрафилась. Придется платить. За ошибки всегда платят…» — плыли в тихой комнате невысказанные слова.
На его стального цвета майке, в том самом месте, куда она попала, проступило красное пятно; сквозь бинты и перевязочную ткань — смотри, мол, что ты натворила. Смотри и кайся, что, впрочем, все равно не поможет.
