— Я согласен. — То ли Мартины мысли были написаны у нее на лице, то ли Крысолов и в самом деле обладал нечеловеческой проницательностью, но на вопрос он ответил раньше, чем тот прозвучал. — Назови адрес. Завтра я подъеду.
— Записывать не будешь? — Ей бы поблагодарить, ведь это огромная удача, что он согласился, а она задает глупые вопросы.
— Он запомнит, — вместо Крысолова ответил Лысый и растянул губы в вежливой улыбке.
— Значит, с памятью у однорукого, одноглазого дядьки в дождевике все в порядке! — Злиться на Крысолова было никак нельзя, а вот поставить на место этого лысого идиота ей никто не запретит. — Господи, какое счастье!
— Я уже извинился. — Бармен смахнул в ладонь упавший на скатерть пепел, припорошил им свою макушку. — Виноват, милая барышня, каюсь!
— Паяц.
— Паяц, если вам будет так угодно.
— Вот тут адрес и контактные телефоны. — Марта положила на стол визитку Наты.
Крысолов, не глядя, сунул визитку в карман джинсов, натянул куртку и кепку, зажал под мышкой флейту. Пес, снова придремавший у его ног, вскочил, тряхнул башкой и грозно клацнул зубами.
— Мы будем ждать тебя в час дня. — Марта следила за манипуляциями Крысолова с брезгливой настороженностью.
— В восемь вечера. — Он обернулся, посмотрел на нее поверх очков. — Я приеду в восемь вечера.
Все, сказал — как отрезал. Вроде бы и вежливо, а попробуй возрази. Это же он ей делает одолжение, а не она ему. Хотя какое уж тут одолжение! Еще неизвестно, сколько он запросит за свою… консультацию.
— До завтра. — Крысолов остановился в дверях, прощально взмахнул рукой. — Был рад познакомиться.
— А уж я как рада, — буркнула Марта себе под нос.
— Повезло, — сообщил Лысый, когда за Крысоловом захлопнулась дверь. — Он в последнее время с клиентами почти не общается. Творческий кризис… Я думал, что и тебя пошлет, а оно во как! Слушай, — он перегнулся через стол, посмотрел на Марту с отеческой заботой, — ты на него не обижайся. Он вообще-то хороший парень. Ну, может, малость с придурью.
— Ага, я уже заметила, — Марта резко встала, — вы тут все малость с придурью!
* * *
Кофе горчил. От этой почти хинной горечи не спасали ни три ложки сахара, ни плитка швейцарского шоколада. Ната оставила чашку, поймав настороженный взгляд домработницы Зинаиды, раздраженно взмахнула рукой.
— Иди уж! Что стала? — сказала нарочито строго.
В том, что проблемы не в кофе, а в ней самой, Ната знала как никто другой, но прислугу привыкла держать в строгости. Впрочем, Зинаида за тридцать лет верной службы все хозяйские странности выучила наизусть, потому на строгость не обижалась, позволяла себе с Натой такое, что не всякий из домочадцев мог позволить.
