Богатыристика Кости Жихарева | страница 52
Перевешали, видно. С тех пор и существуют некоторые разногласия между властью и творческой интеллигенцией.
А возродил старое ремесло, как ни странно, сын строгого Алексея Михайловича Петр, впоследствии прозванный Великим.
Он тоже устраивал пародийные «всепьянейшие, всешутейшие соборы», где его вельможи надевали маски, запрягали в сани свиней и клеили себе на бритые лица бороды из пакли.
А немного погодя место скоморохов на Руси заняли… правильно, цыгане. Залезли из Европы в прорубленное Петром окошко.
С песнями, плясками и учеными медведями.
Большая-пребольшая
…Учащийся Жихарев торжественно въезжал на школьный двор. Весь личный состав учебного заведения выстроился, как на Первое сентября.
Тяжелый шлем на голове мешал обзору – как ни скашивал Костя глаза, не мог рассмотреть своего коня. И богатыристику в руке разглядеть тоже не мог, но твердо знал, что она налицо. С печатью и всеми подписями.
Потому что парни-старшеклассники, завидев этот документ, в ужасе разбегались, нарушая строй. Многие при этом ползли окарачь. То есть на карачках.
Старшеклассники и раньше-то старались не связываться с Костей, а уж при наличии богатыристики тем более.
На крыльце стоял старый директор Семен Ароныч с огромным букетом алых роз. Не миллион их, конечно, было, но где-то близко.
Богатырский конь остановился напротив директора.
И возговорил Семен Аронович:
Тут Косте вдруг стало так неудобно, что он проснулся.
Лежал он на куче сена посреди деревенского двора – но такого просторного, что на нем уместился бы с десяток бабушкиных подворий. Тут был и колодец с «журавлем», и всякие строения, и даже длинный стол с лавками по обеим сторонам.
За столом, покрытым белоснежной скатертью, сидели Колобок и Микула Селянинович. Точнее, сидел один Микула, а Глобальный катался по скатерти туда-сюда, как разминающийся фигурист-одиночник. Кузьмы-Демьяна видно не было – поди, отсыпался где-нибудь в темном тихом месте.