Богатыристика Кости Жихарева | страница 52



Перевешали, видно. С тех пор и существуют некоторые разногласия между властью и творческой интеллигенцией.

А возродил старое ремесло, как ни странно, сын строгого Алексея Михайловича Петр, впоследствии прозванный Великим.

Он тоже устраивал пародийные «всепьянейшие, всешутейшие соборы», где его вельможи надевали маски, запрягали в сани свиней и клеили себе на бритые лица бороды из пакли.

А немного погодя место скоморохов на Руси заняли… правильно, цыгане. Залезли из Европы в прорубленное Петром окошко.

С песнями, плясками и учеными медведями.

Большая-пребольшая

…Учащийся Жихарев торжественно въезжал на школьный двор. Весь личный состав учебного заведения выстроился, как на Первое сентября.

Тяжелый шлем на голове мешал обзору – как ни скашивал Костя глаза, не мог рассмотреть своего коня. И богатыристику в руке разглядеть тоже не мог, но твердо знал, что она налицо. С печатью и всеми подписями.

Потому что парни-старшеклассники, завидев этот документ, в ужасе разбегались, нарушая строй. Многие при этом ползли окарачь. То есть на карачках.

Старшеклассники и раньше-то старались не связываться с Костей, а уж при наличии богатыристики тем более.

На крыльце стоял старый директор Семен Ароныч с огромным букетом алых роз. Не миллион их, конечно, было, но где-то близко.

Богатырский конь остановился напротив директора.

И возговорил Семен Аронович:

Ой ты гой еси, могучий сильный бОгатырь!
Ой ты гой еси, учащийся сын Жихарев!
Хорошо тебе, что не побрезговал
Нашей школой муторной, докучною!
Не нужны тебе ни физика, ни химия,
Даже катет со гипотенузою!
Уж не станем мы грузить твою головушку
Письмецом Татьяны ко Онегину!
Не к лицу богатырю чужие письма читать,
Пусть ботаники этим занимаются!
Не потребуем и глагол просклонять —
Пред тобой любой глагол сам преклонится!
Ни к чему тебе образование —
Ведь оно у нас так себе, среднее.
Ни к чему тебе все аттестаты зрелости,
Коль владеешь ты богатыристикой —
Никого зрелей тебя на свете нет,
Нет на свете и боле не предвидится!
И за те ли за успехи за дивные,
И за те ли результаты олимпийские
Награждаешься ты медалию —
Золотой ведь медалью, серебряной!

Тут Косте вдруг стало так неудобно, что он проснулся.

Лежал он на куче сена посреди деревенского двора – но такого просторного, что на нем уместился бы с десяток бабушкиных подворий. Тут был и колодец с «журавлем», и всякие строения, и даже длинный стол с лавками по обеим сторонам.

За столом, покрытым белоснежной скатертью, сидели Колобок и Микула Селянинович. Точнее, сидел один Микула, а Глобальный катался по скатерти туда-сюда, как разминающийся фигурист-одиночник. Кузьмы-Демьяна видно не было – поди, отсыпался где-нибудь в темном тихом месте.