— Вот, сэр, и все, — гордо сказал мастер. — Когда он остынет, я положу его вместе с другими монетами в землю на некоторое время для придания древнего вида, а затем продам американцам.
Разгрузившись, Андрей Васильевич достал пачку сигарет и предложил одну старику.
— Покури, передохнем немного. Как дела-то?
— Плохо, сэр, — печально ответил пакистанец. — Совсем я старый стал, тяжело мне. Может быть, тебе сторож или уборщик на твоей вилле нужен? Возьми меня к себе, я буду хорошо работать!
— Откуда у меня вилла! Видел бы ты, в каком я курятнике живу. Ладно, вот тебе еще десять рупий за ударную работу, и всего доброго.
Андрей Васильевич сел в машину. «Куда же мне деваться? — подумал он. — Дома дети еще спят, а здесь торчать два часа тоже нет ни малейшего желания. В посольство, что ли, отправиться? Как раз на какое-нибудь поручение от посла нарвусь. Нет уж! Заеду-ка я к Рахмату, вот что».
Уже через минуту, проехав в другой конец улицы, Андрей Васильевич входил во двор большой, порядком запущенной виллы, в которой жил его приятель — дипломат Рахматулла из афганского посольства.
На звонок неверной походкой вышел сам хозяин. Его смуглое лицо имело ядовитый желто-зеленый оттенок, под запавшими покрасневшими глазами проступали темные круги. Обдавая Андрея Васильевича густым запахом перегара, Рахмат жестом пригласил его в дом.
«Со страшного похмела, видать», — сообразил Андрей Васильевич и спросил:
— Ты что-то плоховато сегодня выглядишь, Рахмат. Заболел? Может, я не вовремя?
— Нет, — с трудом выговорил Рахматулла. — В самый раз. Я тут вчера на радостях… того… сам видишь. Слушай, Андрей, давай понемножку, а? Не отказывайся, очень тебя прошу! Если я сейчас не выпью, то просто умру.
Андрей Васильевич, не желавший внезапной кончины своего друга и источника ценной информации, нехотя, но согласился.
— Что у тебя за радость-то? — спросил он, отхлебнув немного разбавленного рома и нацелившись вилкой на блюдо с сосисками, которые принесла жена Рахмата.
— Очень большая, Андрей. Мне вчера сообщили, что мой племянник, который в апреле попался моджахедам под Джелалабадом, отпущен ими на волю в обмен на их людей. — Рахмат, порозовевший от порции рома, стал говорить поувереннее, но все еще немного путался в трудных оборотах русской речи. — Этот мальчик, он мне все равно как сын. Я его… как это… воспитывал, да? Он рос сиротой, потому что его отец, то есть мой брат, умер в раннем детстве. Совсем молодой парень.
