Вооружившись шестом, Мисуку принялся кормить собак мороженной рыбой, щедро раздавая ее наравне с полновесными тумаками. Твердое навершие походного посоха то и дело охаживало самых наглых из них по ребрам и хребтам. Тут самое главное не допустить свары, чтобы рыба досталась всем поровну.
Из яранги показалась его супруга — в толстой шубке она походила на детеныша гризли — такая же мохнатая, угрюмая и ворчливая. Снег недовольно поскрипывал под ее миниатюрными ножками. Она принялась сваливать на нарты кое как, наспех собранные шкуры.
— Ты, однако получше их свяжи, места совсем мало — ворчливо сделал ей замечание Мисуку.
— Эй, бобер беззубый, занимайся-ка своим делом, а мне своими дурацкими советами не мешай — огрызнулась его вторая половинка.
Досадливо цыкнув и покачав головой, Мисуку продолжил кормление хвостатой команды.
По правде говоря, он немного побаивался свою властную супругу, взятую из зажиточной семьи, однако и любил тоже, поэтому и позволял ей то, за что другие мужья уже давно отхлестали бы по щекам своих своенравных жен. Надо было дома ее оставить, да только сама напросилась, вот пусть же и ворчит теперь сама на себя.
За сборами да хлопотами солнце окончательно укатилось за горизонт. Наступила ночь, Ингар щедро сыпанул на бархатно-черное небо ворох алмазов, над горизонтом показалось серебряное блюдо Матери. Мороз немилосердно щипал продубленную колючим солнцем и ветрами кожу лица так что Мисуку пришлось прикрыть его теплым меховым отворотом, оставив открытыми только глаза.
Полюбовавшись на загадочные сполохи ночной радуги, и оглядев еще раз, посеребренные высоко взошедшей луной, бескрайние просторы замерзшего океана, Мисуку впрыгнул в нарты.
Лучший охотник племени — Мисуку — выслеживал зверя, выслеживал уже давно.
Первую лежку он обнаружил пару дней назад. Проталины в снегу, пара клочков свалявшейся белой шерсти, подтаявшие и едва заметные следы огромных лап — словно письмена на снегу подробно рассказывали все, что нужно было знать потомственному охотнику шантов. Только отличному следопыту с его многолетним опытом такое подвластно, однако.
Шаман племени наказал, чтобы без добычи не возвращался. Наказ наказом, но в одиночку скрадывать белого медведя — хозяина тундры! Жена ведь не в счет, какой из его женщины охотник?
Куча амулетов болталась в поясном мешочке, любовно обшитом красным бисером. Каждый из них был навешан на шейный ремешок, тщательно обернут промасленной бумагой и обмотан черной ниткой, чтобы наговоры, заключенные в них не потеряли своей силы, да ненароком не смешались друг с другом. Слабоваты они, однако, против такой зверюги, что с них? Кидаться ими разве что. А вот жезл Харры — самое то. Насилу вытребовал он его у шамана. Жадный однако шаман им попался, ни как не хотел давать. А чем зверя бить то? Острогой что ли? Про свой кривой и маломощный лук Мисуку и вспоминать не хотел, им только утку да песца пугать.
