— Их костюмы не смогли вовремя добраться до хозяев.
— А Розамунда…
— Все погибли.
Квивера встал.
Даже после катастрофы Вавилон оставался внушительным сооружением. Распотрошенные и открытые внешней атмосфере, тысячи комнат сыпались друг на друга и летели к земле. Мосты и контрфорсы, выступали над зияющими, наполненными дымом каньонами, пробитыми обрушившимися, несущими балками шестиугольной формы (это была новая информация; я сохранила ее в каталоге «Архитектура» с пометкой «Поддерживающие системы» и кросс-ссылкой на разделы «Эстетика» и «Ксенопсихология»), образуя лихорадочный геометрический узор, который напугал бы самого Пиранези. Повсюду на развалинах суетились сверкающие черные многоножки.
Квивера встал.
В накренившимся пространстве над ним еще опознавались комнаты посольства: кусок деревянной конструкции, какие-то бархатные драпировки, сейчас с сыпанные битым мрамором, обрывки обоев (сделанных по дизайну Уильяма Морриса), сворачивающиеся и чернеющие на глазах от жара. Человеческий дизайн абсолютно чужд Геенне, и потребовалось немало труда и ресурсов, чтобы сделать посольство приятным для жизни людей. Королевы-матери были щедры во всем, кроме своего доверия.
Квивера встал.
Вокруг лежало несколько трупов, все еще узнаваемо человеческих, хотя уже покрывшихся волдырями и раздувшихся от дикого жара. Они были его коллегами (все), друзьями (большинство), врагами (двое, может, трое) и любимыми (одна). Теперь все умерли, их словно смяло в одну неразличимую массу, как и его чувства к ним: шок, горе, гнев и вина выжившего сплавились в одну невыразимо жестокую эмоцию.
Квивера запрокинул голову и завыл.
Здесь у меня точка отсчета. Я быстро изготовила серотониновый коктейль и ввела его по сотне микроканалов в соответствующие участки мозга. Довольно быстро он начали действовать. Карлос перестал плакать. Я держала руки на метафорических кнопках, контролирующих его эмоции, и успокаивала, с каждой минутой вице-консул становился все более хладнокровным и безмятежным.
— Я ничего не чувствую, — с удивлением произнес он. — Все погибли, а я ничего не чувствую. — Потом, с равнодушной невозмутимостью: — И что я за монстр?
— Мой монстр, — с нежностью ответила я. — Мой долг — гарантировать, что ты и собранная тобой информация вернутся на Европу. Пришлось химически нейтрализовать твои эмоции. Ты должен оставаться мясной куклой до конца миссии.
Пусть он ненавидит меня — подлинного «Я» у меня все равно нет, только копия, смоделированная с человеческого оригинала — единственное, что сейчас действительно имело значение, это доставить его домой живым.
