— Ну, привет, Ваня. Или ты сегодня Андрей?
Шрудель, к слову сказать, безоговорочно верил в то, что Кульковых две штуки. Когда его спрашивали, на чем же зиждется эта вера, он всегда рассказывал одну и ту же историю: однажды он дал одному из Кульковых в долг трешку, и тот ему ее вернул.
— И что здесь такого? — спрашивали Шруделя.
— Как что?! — возмущался он недогадливости собеседника. — Если бы был только один Кульков, да еще такой хитрожопый, то он бы ни за что не отдал бы мне трешку, а просто соврал бы, что занял не он, а его брат.
Многим эта история казалась очень убедительной — действительно, хитрожопость должна быть последовательной, иначе какая ж это хитрожопость?
Так или иначе, Гриша всю эту путаницу с братьями-близнецами тогда еще не знал, а сейчас в кабинете «спортсменов» не было ни одного из Кульковых, и потому он наконец смог сосредоточиться и закончить статью.
Закончив, сдал ее редактору отдела и пошел искать Шруделя, но того и след простыл — в кабинете сидел только вконец осоловевший Потапов. На вопрос, куда подевались остальные, он обессиленно махнул куда-то в сторону окна. На окне стоял высохший кактус, чье скукоженное тельце придавало ему отдаленное сходство с сидящим в позе роденовского мыслителя Потаповым. Казалось, и кактус, и Потапов, оба находятся в каком-то немом диалоге друг с другом. Что-то вроде знаменитого гоголевского: «Ну, что, брат Пушкин?», «Да так, брат… так как-то все».
Гриша не стал им мешать. Закрыл дверь и тихо вышел. Искать Шруделя не стал — навязываться не хотелось, да и неплохо было бы оглядеться в новой, точнее, старой Москве. На мгновение мелькнула мысль, а не рискнуть ли снова сунуться в «Иллюзион», но он ее отмел — перебарщивать не надо. Одной попытки в день вполне достаточно.
Гриша доехал до центра на метро, несколько раз прошелся по улице Горького, заходя по пути в различные магазины. В продуктовых было либо шаром покати, либо однообразно-стандартно. В галантерейных поживее, но убого по ассортименту. В ГУМе стояла невыносимая толкотня. Гриша вытянул шею, но ничего не увидел, кроме бесконечных голов.
— Что тут? — спросил он у какой-то женщины.
— Сапоги выбросили.
— На помойку? — растерялся Гриша.
Женщина презрительно смерила его взглядом.
— Шутник, да?
Гриша поспешно ретировался. Пересек Красную площадь и вышел на Пятницкую. Забрел в булочную, где купил пару кренделей, посыпанных сахаром, и в молочный напротив «Новокузнецкой», где купил бутылку ряженки. Он и рад был бы купить что-то более интересное, но выбор был скуден — пришлось довольствоваться «обедом строителя», как назвал бы такую комбинацию из хлеба и молочного продукта Шрудель. Единственное, что Гриша не совсем понял, так это зачем надо становиться в очередь в кассу, чтобы там заплатить, после чего с полученным в кассе чеком вставать в очередь к продавщице, где она тебе дает товар по чеку. Почему нельзя заплатить напрямую? Никакой логики эта громоздкая конструкция не несла. Только создавала лишнюю толкучку.
