Утром его разбудил бодрый голос Шруделя:
— Вставайте, граф.
— Меня ждут великие дела? — спросил Гриша, не в силах разлепить веки.
— Нет. Тебя ждет великий поджопник.
— За что это?
— Ты мне весь балкон заблевал.
Гриша приоткрыл один глаз и покосился на бетонный пол. Реальность соответствовала брошенному обвинению.
— Ладно, — уже более миролюбиво произнес Шрудель, — балкон — не квартира, раскладушка — не кровать, Баум — не еврей. Разберемся. Кофе, кстати, готов. Одеваться не предлагаю, так как вы вчера, монсиньор, заснули в одежде. Впрочем, как и я.
Гриша привстал, щурясь от солнца, бьющего прямо в лицо, и сполз с раскладушки, стараясь не вляпаться в собственную тошноту. Затем глянул с балкона на улицу — детская площадка была оккупирована шумными детьми. На доме напротив висел огромный красный транспарант с надписью «Решения Партии в жизнь!» и портретным профилем Ленина.
— Кстати, звонили из газеты, — донесся из гостиной (она же спальня, она же кабинет) голос Шруделя. — Твой материал пошел в номер. Поздравляю. В нашей газете это означает, что ты — полный бездарь и нам подходишь.
— Очень мило, — зевнув, сказал Гриша.
Оскорбление он пропустил мимо ушей, а вот то, что у него есть работа, было новостью отрадной.
— А жить пока можешь у меня. Только давай договоримся — поблевал один раз и хватит. И так срач тот еще. Короче, подъем — я там на кухне кое-что приготовил.
Шрудель убежал на кухню, а Гриша вошел в приятную тень гостиной.
— Какие планы на сегодня? — донесся из кухни бодрый голос Шруделя.
— Не знаю, — вяло отозвался Гриша. — В кино, может, схожу.
— Да? А что там интересного?
— Понятия не имею. У тебя есть какое-нибудь расписание?
— В прихожей газета вчерашняя лежит, глянь.
Гриша прошлепал в прихожую. На тумбочке под черно-белой фотографией Хемингуэя в рамке лежала газета. Но, прежде чем взять газету, он остановил свой взгляд на американском классике. Только сейчас Гриша заметил, что поверх окладистой бороды Хэма было размашисто выведено черным карандашом: «To my dear friend Shrudel».
— Ого, — удивился Гриша, — это че?
— Че «че»? — Шрудель вышел в прихожую, вытирая руки о фартук.
— Ну, это… надпись «Моему другу Шруделю». Где это ты с Хемингуэем встречался?
— Ну… была одна турпоездка. На остров, так сказать, свободы.
— Вов, он умер в начале 60-х.
— Да ты что?! — охнул Шрудель и покачал головой. — Вот беда-то.
— Где ж ты с ним встречался пятнадцать лет назад?
— Ну, что ты привязался? Может, я пионером на Кубу ездил. Ну, ладно, ладно. Раскусил меня, змей дотошный. Это я сам написал.
