Вопрос об алхимии Джиллет счел довольно легким. Много свечных огарков назад — еще в самом начале своего тюремного заключения — нестерпимая боль в скованных руках создала у него ощущение того, что грудь его распахнута настежь и все, находящееся внутри, видно любому. И он честно признался:
— Да, она бы меня не полюбила. Она бы меня даже и не заметила! Жаль, но не знаю я такой хитрости, чтобы заставить женщин дарить мне свою любовь.
— Хитрости? — переспросил Рив и задумался. — Нет, так нельзя, Джиллет. Во всяком случае, со мной ты должен быть честным.
То ли мед, то ли отчаяние придали Джиллету сил, и он сказал:
— Я и был честным, пока он не посадил меня в эту проклятую темницу. Иногда мне кажется, что я уже умер и попал прямо в ад! Да и как иначе объяснить твое появление здесь? Ты ведь никакой мне не родственник, Рив Справедливый. Просто некоторые мужчины… они… ну, как вдова для меня: их любви женщины желают всем сердцем. Я не знаю, в чем там дело, зато могу точно сказать, что таких мужчин женщины никогда не оставляют без внимания. И отдаются таким мужчинам. Я-то, к сожалению, совсем не такой. Я ничего особенного женщине предложить не могу. Вот и приходится мне завоевывать женскую любовь с помощью алхимии. А если мне волшебство не поможет, так я никогда и не узнаю, что такое любовь.
Рив снова дал Джиллету напиться и вложил ему в рот несколько ложек меда.
Потом он повернулся, собираясь уходить, и уже на пороге сказал:
— В одном ты совершенно не прав, Джиллет из Предмостья. Мы с тобой все-таки родственники. Все мы, люди, одной крови, и я кровными узами связан с любым человеком, который сам позовет меня на помощь. — Он помолчал и прибавил: — В эту темницу тебя привело лишь собственное безрассудство. И теперь ты сам должен найти способ выйти отсюда на свободу.
И дверь за Ривом закрылась. А была эта дверь невероятно прочна, и темница находилась в глубоком подземелье, так что никто не слышал, как страшно выл Джиллет, оставшись в одиночестве.
Вдова, разумеется, тоже не слышала его стенаний. Честно говоря, ей и не хотелось ничего подобного слышать. Из-за воплей Джиллета ее ночью преследовали страшные сны, а жизнь бедняжки и так уже превратилась в настоящий кошмар. Рив Справедливый отыскал ее в спальне: она свернулась клубком на кровати и беспомощно рыдала. На ней была в лоскуты разодранная ночная сорочка, а губы и соски потрескались и воспалились от «нежных» ласк Кельвина.
— Приветствую тебя, госпожа моя, — вежливо поклонился ей Рив, видимо воспринимая ее бесстыдную наготу столь же спокойно, как до того — страдания Джиллета. — Не ты ли вдова Гюшетт?
