Несколько секунд мы молча стояли и смотрели друг на друга. Лида часто моргала, смахивая снежинки с ресниц.
Взгляд у неё был тихим и уставшим, без привычного огонька.
Она улыбнулась и подошла ко мне, преодолев те последние несколько шагов, которые нас разделяли, обняла за плечи, положила голову мне на плечо. Меховые наушники мешали, Лида одной рукой стянула их с головы. Волосы упали ей на лицо. Она была совсем близко — как в тот злополучный день, когда я её поцеловал.
Я задрожал.
— Извини, — прошептала Лида. — Давно ждёшь? Ты совсем замёрз. Пойдём… куда-нибудь?
— Ко мне? — предложил я.
В моей неуютной комнатке Лида вдруг почувствовала себя неловко. Я предложил ей чаю, включил электрический чайник, но потом сам же забыл о чае. Лида сняла пальто и перчатки, подошла к окну.
— Даже не представляю, каково тебе сейчас, — сказала она, глядя на узкую дорожку, на пустую скамейку и негорящий фонарь, у которого я её ждал. — Всё вокруг как будто… ломается.
Лида повернулась ко мне. Я сел на незастеленную кровать.
— Почему всё плохое происходит так сразу, — сказала Лида, — одно за другим? Это как проклятие какое-то… В такие моменты я начинаю верить, что бог действительно есть. И он… безжалостен.
— Бог тут не причём, — сказал я.
Лида отошла от окна.
— Она мне писала, — сказал я, — просила, чтобы я приехал. И… дело даже не в том, что я не находил времени. Я просто не хотел. А она три дня пролежала в квартире. Если бы не соседка…
— Извини, — сказала Лида.
Она села рядом. Рука её вздрогнула — она хотела коснуться меня, но передумала, решила не спешить.
— Её можно было спасти, если бы я…
Мне хотелось заплакать, я вздрагивал при каждом вздохе, но плакать я почему-то не мог. Я вдруг подумал, что меня гнетёт лишь чувство вины — то, что мать умирала одна, ненужная и брошенная, когда даже сын не удосужился её навестить; то, что она ждала меня — поставила вторую чашку на стол, — хотя я неизменно отвечал, что слишком занят и не могу заглянуть к ней даже на часок; то, что она умерла, так со мной и не поговорив.
— Двенадцать часов, — сказал я. — Она была жива ещё двенадцать часов. Представляешь, каково ей было?
— Боже, — прошептала Лида, — я не знала.
— Я мог бы просто приехать, — сказал я. — В тот день или даже на следующий. Даже если бы уже было слишком поздно, если бы она просто умерла у меня на руках…
Я закрыл ладонью лицо.
— Не надо! — Лида схватила меня за руку. — Не вини себя! Это бессмысленно. Тебя могло вообще здесь не быть, ты мог уехать…
