В каком-то смысле Энджел была почти благодарна Хоку за его грубость — она отвлекла ее от размышлений по поводу столь странной просьбы Дерри.
Энджел остановилась у входа, ожидая, пока глаза привыкнут к тусклому красному свету, столь любимому обитателями бара.
Сидя за ближайшим столиком, Хок внимательно следил за Энджел. Его темные холодные глаза быстро обежали ее черное шелковое платье и небрежно наброшенную на плечи черную шаль с бахромой.
Дверь в бар открылась, окуная Энджел в поток солнечного света, а порыв ветра на мгновение подхватил ее длинные волосы. Слова Дерри «высокая худая блондинка» едва ли в полной мере описывали стоящую у входа стройную, сдержанную женщину, и все же Хок не сомневался, что это Энджел. Он никогда не встречал таких глаз — очень больших и очень тревожных.
На губах Хока появилась циничная ухмылка, когда он увидел, как молода Энджи, нет, Ангел!
«Женщина с такой внешностью не может зваться Энджи, — насмешливо сказал себе Хок. — Впрочем, она и не ангел конечно, хотя и впрямь выглядит неземным созданием».
Хок скривил губы, вспомнив свою последнюю спутницу — этакую святую невинность — актрису, за мягкой внешностью которой скрывались ложь и пустота.
Впрочем, она ничем не отличалась от других женщин, встречавшихся на его пути, как не отличается и эта Энджел.
«Ложь во плоти, — холодно подумал Хок. — Но весьма привлекательная, чертовски красивая ложь. А худшие из них такими и бывают. Что ж, я буду звать ее Ангел, и всякий раз это имя будет напоминать мне, что она менее всего ангел».
Энджел заметила мужчину за соседним столиком, который бесцеремонно разглядывал ее с ног до головы, и с необыкновенной уверенностью поняла, что это и есть Майлз Хокинс.
В атмосфере искусственного веселья, царившей в «Золотой кружке», Хок выглядел как громадная тень, застившая солнце, сгусток тьмы среди цветов, неподвижная каменная скала в бесцельно плещущемся море.
В этот момент кто-то открыл входную дверь, и в свете проникших внутрь солнечных лучей Энджел разглядела, почему этого мужчину называли Хоком. Не из-за резких черт лица или густых темных волос, не из-за поджарого, худого тела или хищной грации движении — нет, причиной тому были его глаза — глаза ястреба, прозрачно карие, чистые и глубокие, дикие и одинокие.
— Хок? — обратилась она к нему.
— Энджел. — Его голос был глубоким и хрипловатым.
— Обычно меня зовут Энджи.
— А меня в лицо обычно называют мистером Хокинсом, — сказал он, — даже такие дружелюбные щенки, как Дерри Рамсей.
