— Я всегда говорил здесь всем нашим: я уважаю Лёльку Савчук. Там она носилась со звездой на груди и писала стихи о Родине, и она поехала. Тут ходят некоторые — в Харбине кричали громче всех, а оказались здесь! Да я терпеть их не могу! И твоих из ХПИ, в частности. Я больше дружу с пленными, теми, что побоялись. Тут еще полно всяких, как вы называете, власовцев и бендеровцев. С этими я тебе не советую видеться — могут и оскорбить, и сказать что попало… Ладно, я тебя заговорил, у тебя уже глаза не смотрят!
Она сидела против него, за низким столом из пластика, и смотрела на него и думала: сам он, в сущности, простой русский мужик со своими все умеющими большими руками, вполне мог быть на месте где-нибудь у них на Сибсельмаше, а теперь, в возрасте, и на начальника цеха потянул бы. И было бы у него, как у всех, конечно: квартира с ковром на полу или стене (что понравится ему) и машина — вполне вероятно, а уж дача — обязательно! (Так она понимала его.) А по ночам, вместо русской музыки в пустой бильярдной — спал, тоски не зная, или смотрел футбол-хоккей по цветному телевизору, а по воскресеньям, вместо чужого гольф-клуба с «Очами черными», уезжал с такими же мужиками на Бердь, на рыбалку. Просто — жизнь… И это было бы то, для чего он создан, и нечего ему делать в этой Австралии!
И матери его тоже нечего делать на роскошном Голд-Косте! В Австралии, вообще, по соседству общаться не принято, а здесь — тем более, и уж мать-то вовсе одна в австралийской спальне, китайскими вязаными шторками от жгучего солнца завешанной. Ей бы сидеть сейчас на скамейке возле своего подъезда со сверстницами, и кто идет мимо — видеть и комментировать, и что в каждой квартире делается — быть в курсе.
Андрей выключил музыку («Клен ты мой опавший») и потушил свет. Сразу стали сиреневыми окна. Она пробежала потихоньку по коридору, чтобы не разбудить маму, в отведенную комнату.
Спала почему-то неспокойно, неловко притулившись на краешек кровати, огромной, как в кинофильме «Анжелика, маркиза ангелов». И проснулась, наверное, поздно, потому что солпце палило вовсю, Андрей успел съездить на «бич» искупаться, и нужно было торопиться — Гаррик и Лиза ждали их для продолжения воскресного дня.
По дороге в гольф-клуб Андреи завез их на сипни обрыв над океаном, где стоит мемориал капитану Куку, на границе штатов Квинсленд и Пью Саут Уэльс. Узкие белые плиты поставлены вертикально под углом друг к другу с указанием стран света, и на скользком от полировки постаменте нечто вроде компаса с медными частями и надписями. Свежий морской бриз раскачивал метелки чего-то игольчатого, что растет у нас на Зеленом Мысу в Батуми. Машины стояли стадами вдоль обрыва над аквамариновой глубиной, люди толкались вокруг мемориала, и было непонятно, они приехали отдать дань капитану Куку или просто потому, что но воскресеньям в штате Квинсленд запрещены спиртные напитки, а в Нью Саут Уэльс более покладистый премьер — пожалуйста!
