Они сидели на возвышении за длинными столами — Андрей, Гаррик, Лиза, пили разные «дринки-оранджи» с кусочками льда, смотрели на «представление» сверху, а оркестр, о котором говорил Андрей, был еще выше — два человека, тоже очень старых, но в атласно-оранжевых рубахах стиля «цыганский барон», рьяно наигрывали на скрипке и аккордеоне вальс Штрауса и танго тридцатых годов, соответствующие молодости посетителей.
За этим же столом с ними сидела еще компания русских, и Андрей знакомил ее с ними, как «приехавшую из России». Господин Парасовченко с супругой, господин Вержинский и прочие… Они целовали ей руку со старомодной галантностью и спрашивали: «Ну, как у вас там?»; По что-то ей показалось в них непонятным, потому что они не были похожи на веселящихся старичков Австралии и на харбинскую эмиграцию тоже. Словно гости за чужим столом, они сидели своей обособленной кучкой, без радости, эти хорошо одетые, высушенные или одышкой страдающие мужчины, не по годам наряженные женщины. Словно им больше нечего было делать в воскресный день, как приехать сюда и ждать, когда забавный оркестрик исполнит «Очи черные»!..
В этом и был, в сущности, гвоздь программы: со своей скрипкой подходить к каждому столу, как купринский Сашка из Гамбринуса, спрашивать национальность сидящих и исполнять каждому свое — шотландцам, тем веселящимся старичкам с коленками, что-то их родное — «зажигательное», евреям — знаменитое «Семь сорок», англичанам — «типерерри», а русским, естественно,
«Ямщик, не гони лошадей,
Нам некуда больше спешить…»
И таким леденящим потянуло да нее здесь от этой старины, которую там, у себя дома, слушаешь, как милые романсы и только, но здесь, здесь это звучало по-другому, как осколки потерянного, и она очень остро ощутила это. Так слушали это они, сидящие за столом. И так слушал Андрей, хотя его никто не вынуждал терять это!
— Кто эти люди? — спросит она у него потом, в машине.
Те, кто не вернулся после плена, из Европы, и те, кто перебежал во время войны каким-то образом…
— Один из Ленинграда, один — инженер из Запорожья…
Сот оно как, оказывается. Ей стало неприятно, что Андрей с ними… Хотя какая разница, как ты отказался от своей страны. Важен результат — все за одним столом. И то, о чем они говорили почти всю предыдущую ночь, тоже не меняло ничего, перед этим конечным результатом…
Они проговорили с Андреем часов до трех утра, внизу, в той большой комнате рядом с гаражом, что в австралийских домах имеет смысл бильярдной или бара для гостей-мужчин, во всяком случае, помещение, где можно сидеть, не нарушая порядка верхних мягких комнат. Кирпичные стены оставлены в своем первозданном виде. Вертится на проигрывателе русская пластинка, русские книги стоят в шкафчике — Толстой и Есенин рядом с Солженицыным… Да, Солженицын при полном комплекте нью-йоркского издания. Всюду в домах она видела этот посев ненависти. У одних — просто, почему же не почитать, когда такой шум вокруг него, у других — как оправдание их пребывания за границей.
