Книга Рая. Удивительное жизнеописание Шмуэл-Абы Аберво | страница 80



Тук-тук, кап-бжж… Кап-и-кап-бжж…

Мы обнялись и уснули.

Во сне я снова увидел царя Соломона. Он стоял и разговаривал с петухом. Я понимал все, о чем они говорили.

— Как поживаешь, петух? Как поживает тысяча твоих жен? — спрашивал царь.

— Благодарствую, царь. Жены мои несут яйца, квохчут и, хвала Всевышнему, здоровы. А как поживает тысяча твоих жен, царь?

— Ох, да простится мне… Знаешь, что я хочу тебе сказать, петух? Среди тысячи жен ни одна мне не подходит.

— Коли так, я счастливее тебя, царь. Мои, не сглазить бы, подходят мне все до одной. И среди них нет ни одной бесплодной. Послушай моего совета, царь, возьми себе еще несколько жен: вдруг одна из них тебе подойдет.

Царь Соломон задумался.

— Наверное, ты прав, петух. Пока живешь, нужно искать, выбирать — вдруг найдется.

Тут случилось что-то странное: я увидел, как царь Соломон превращается в петуха. У него появился огненно-красный гребешок. Он захлопал крыльями и взлетел на плетень.

— Ку-ка-ре-ку!

От этого крика я проснулся. Странный сон, подумал я. За окном уже светало. Пели райские петухи.

Мой друг Писунчик еще спал. Он, казалось, очень устал. Его правая рука лежала на сердце. Он улыбался. Во сне он был удивительно красив. Я не мог удержаться и поцеловал его в лоб.

Я тихонько слез с лежанки. Мне не хотелось его будить. Я подошел к окну и выглянул наружу. Ночной дождь освежил землю. Сладостно благоухала трава. Птицы среди ветвей распевали гимны.

— Как прекрасен Твой мир, Господи, — прошептал я. — Я только не могу понять, зачем тебе понадобилось три рая. Не лучше было бы устроить один рай на всех, без паспортов, без виз и всяких прочих глупостей?

Я испугался своим безбожным мыслям. Хорошенькое дело, пристыдил я себя, ты, Шмуэл-Аба, учишь уму-разуму Творца. Тебе вовеки не постичь той мудрости, что сокрыта в ногте его мизинца.

На востоке всходило солнце, огромное, сияющее. Золотой луч упал на моего друга Писунчика и стал щекотать его под носом до тех пор, пока Писунчик не проснулся.

— Доброе утро, Писунчик!

Писунчик протер глаза. В первое мгновение, он, казалось, не помнил, где находится. Потом он слез с лежанки.

Мы умылись и прочли «Мойде ани»[93]. От этой молитвы нам стало легче на сердце.

Мы пошли к святому Петру. Старика не было в доме. Он ушел в церковь молиться. На столе стоял кувшин молока. Мы попили молока, закусывая ржаным хлебом. Вдалеке звонили колокола.

Старик вернулся домой. Увидев нас за столом, он добродушно улыбнулся и ущипнул каждого из нас за щечку.