Окно было открыто. Из окна был виден райский луг и пасущийся на нем Шорабор. Трое босоногих ангелов следили за тем, чтобы Шорабор не забрел в чужие сады. Один из них, Мойше-пастух, играл на дудочке, а другие пели.
Вечером ангелы-подмастерья воткнули иглы в лацканы и отправились мечтать о своей любимой. Папа Писунчика ушел молиться в портновский клойз. Мы с Писунчиком стояли у открытого окна. На райском лугу начинало темнеть. Мы слушали стрекот серебряных райских кузнечиков. Шорабор жевал траву. Я удивлялся его аппетиту.
Трое пастухов пели, то есть один играл на дудочке, а другие пели. Кто не слышал пения райских пастухов, тот не знает, что такое красота.
Как на райский на лужок
Гнал я Шорабора,
Пастушок-малышок,
А теленок — с гору.
Птичка райская свистит
Весело и звонко!
До чего же хорошо
На лугу теленку!
Крылья ветер-ветреник
Мельнице вскружил,
И кузнечики трещат
В травке: трил-трил-трил.
Дудочка чарующе и сладко затихала. Мы видели уже только силуэты трех пастухов и слышали тяжелую поступь Шорабора.
За деревьями взошла луна. Я толкнул локтем моего друга Писунчика, который стоял задумавшись.
— Писунчик, знаешь что?
— Что, Шмуэл-Аба?
— Давай немного прогуляемся.
— Куда, Шмуэл-Аба?
— Может, по аллее Трех праотцев?
— Согласен!
Мы расправили крылья и полетели. Писунчик глубоко вдыхал райский ветер.
— Твой папа — очень хороший ангел, Писунчик. Он так тяжело работает, а при всем при том так беден.
Писунчик ничего не ответил. Он не любил, когда говорили о бедности его папы.
На аллее Трех праотцев было полно парочек. Многие летали. Некоторые сидели на скамейках и шептались.
Что значил этот шепот, мы не понимали. Но он нам нравился. Мы дали себе слово, что, когда мы вырастем, каждый выберет себе ангелицу и тоже будет с ней шептаться в аллее Трех праотцев.
Мы услышали глубокий, тяжкий вздох. Мы взглянули, кто это вздыхает, и вдруг увидели портновского подмастерья Сёмку, который в одиночестве гулял по аллее.
С другой стороны аллеи послышался еще один вздох. Это вздыхал ангел Берл, который тоже не находил себе места.
— Когда мы вырастем и станем большими, мы тоже будем вздыхать, — сказал Писунчик.
— И еще сильнее, чем портновские подмастерья, — добавил я.
— Конечно, — согласился Писунчик, и мы опустились посреди аллеи.
Мы прогуливались туда-сюда. Прислушивались к шепоту, доносившемуся из-за деревьев. Ангел клялся всеми клятвами, ангелица не верила ему. Ангел грозил, что, если она не поверит, он бросится из рая на землю.
