Джон болтался на патрульном «Ферми» уже третьи сутки из положенных пяти. Послезавтра за ним прибудет «Супер-Шатл» и — «фьюить!» Еще два месяца балдежа… Джон захохотал, представив, как в очередной раз отклячит губы его Сюзи, встречая у трапа самолета, как легонько отстранится от его лапищ, оберегая новую кофту.
Джон с сожалением покосился на пустую бутылку. Только одну и удалось припрятать на себе, за поясом, от бдительного ока инспектора Космопорта Грина. Ну и гад! Насквозь видит, рентгенолог!
— Прости, Америка-а-а! — заорал Джон Армстронг слова популярной песни, слуха у него не было вовсе, зато память была отменной. — Ты девчонка моей меч-ты-и-и! Прости, Америка-а-а!..
Он поднял глаза и… Сначала ему показалось, что это галлюцинация, такое в Космосе бывает. Джон Армстронг моментально облился холодным потом — ЭТО БЫЛА НЕ ГАЛЛЮЦИНАЦИЯ! ИНДИКАТОР БЛОКА ЭНЕРГИИ ЛАЗЕРНОЙ ПУШКИ ГОРЕЛ КРОВАВО-КРАСНЫМ, ЖУТКОВАТЫМ ОГНЕМ. РУЧКА ПУЛЬСАТОРА ПУШКИ НАХОДИЛАСЬ В БОЕВОМ ПОЛОЖЕНИИ.
Джон медленно перевел взгляд на приборы локатора наведения, он ЕЩЕ НАДЕЯЛСЯ… Но и там ВСЕ БЫЛО В ПОРЯДКЕ. Патрульный спутника «Ферми», полковник ВВС США Джон Армстронг, если верить показаниям таймера, ДЕСЯТЬ МИНУТ ВЕЛ БОЕВУЮ СТРЕЛЬБУ НА ТЕРРИТОРИИ ФЕДЕРАЦИИ.
Если бы не было невесомости, он бы упал в обморок.
— «Ферми-2»! «Ферми-2»! Связь! Какого черта?!
Оператор Станции Слежения Среднего Региона Федерации обалдело уставился на экран — компьютер провел тонкую пунктирную линию от американского спутника до «МИА-11», следующего согласованным маршрутом, на заданном уровне в направлении ЦЕНТРА. Пунктир оборвался, и сразу на экране погас огонек индикатора электронного маяка «Борт — Станция — Борт». «Атака»! — ошалело подумал оператор и нажал кнопку «ТРЕВОГА».
Председатель Комитета Обороны садился в машину. Конверт с приготовленными картами Области, Ясногорска и СВАЛКИ Региона он держал под мышкой. Настроение было паршивое. Нет, он не боялся, что Президент отстранит его от занимаемой должности, в конце концов, не так уж она ему и нужна, эта вонючая должность!
За тридцать лет безупречной службы он накопил много усталости. Устал докладывать и отвечать, командовать и распоряжаться. А главное, ему опостылело носить на душе груз ответственности за чужие жизни. Годы шли, ничего не менялось, кроме, пожалуй, количества людей, готовых выполнить приказ. А он устал. По сути он был единственный добрый человек среди той «своры золотопогонников», как называла генералитет его жена, по-настоящему добрый.
