Президент косил на него глазами и пытался кивнуть, не отрывая головы от подушки.
Но это было десять лет назад… Давно. Очень давно.
А сейчас он стоял у громадного окна своего кабинета, смотрел на Старую площадь. Она вся была заполнена войсками. По периметру стояли танки. Отряды «спецназа» Президентского Надзора принимали присягу. По правилам он должен был принимать присягу, но события последних четырех суток совсем выбили его из равновесия.
И он послал Исполнителя.
Президент усмехнулся. Вон он едет, его старый, верный, добрый товарищ. Длинная бронированная машина с притемненными стеклами. Выезжает из ворот Покоя медленно, торжественно. Сейчас она подъедет к трибуне Саркофага Вечности. Он выйдет из машины, маленький, совсем дряхлый.
Сколько ему лет? Президент сморщил лоб, припоминая. Черт, он был лет на восемь-десять старше, ну а точно? Если мне семьдесят, то ему без ничего восемьдесят?
И у него нет Джу Найдис. Президент усмехнулся. Джу Найдис его собственность. Ее он никому не отдаст. Пусть лечатся, поддерживают силы в своих дурацких спецклиниках.
Джу Найдис — она достояние Федерации, значит, только его. «Старик»! Какой он Старик, если в последнюю их встречу Джу сказала, откинувшись устало на спинку кровати, счастливая и смущенная, что у него «в позвоночнике вечный двигатель…»
А еще она называет его «марал в весеннем гоне». Марал — эта красиво. В госзаповеднике еще сохранилось десятка три этих мощных, грациозных созданий, увенчанных ветвистыми рогами, с атласной, вздрагивающей кожей.
Исполнитель вышел на трибуну. Отсюда Президенту не было слышно, что говорит он, но по движению рядов «спецназовцев», по тому, как завертел головой генерал, командующий войсками Президентского Надзора, Президент понял, что Исполнитель, как всегда, начал речь с какой-то остроты или шутки. Ну что ж, с народом, а особенно с солдатами, надо шутить, это приятно им, располагает, настраивает на доверительный тон.
Президент с неудовольствием посмотрел на толстые бронестекла окна кабинета.
Они не пропускали ни звука. Немое кино, черт его дери.
Он отошел от окна, секунду, раздумывая, стоял посреди кабинета, прошел к столу, сел в глубокое кресло, нажал кнопку вызова секретаря.
Секретарь, рослый, с безукоризненной выправкой, белобрысый генерал, вошел мгновенно. Президента всегда это поражало, словно он дежурил под дверью в ожидании вызова-звонка. Поражало и настораживало. Он не любил слишком усердных исполнителей. Кроме самого главного Исполнителя, проверенного годами совместной работы.
