Все знают, что смерть приходит неизбежно. Но никто не ждет ее прихода, оттягивая миг встречи вне зависимости от объективных обстоятельств. Процесс оттягивания люди назвали надеждой.
Смерть есть. Останавливается сердце, измученное дыхательной аритмией, обезумевший мозг панически вылавливает крохи кислорода из загустевающей крови, холодеют конечности и липкий пот покрывает безвольное тело. Подобно атомному взрыву протестует гигантским скачком биоэнергетики каждая клетка тела умирающего. Хаос на атомном уровне, хаос на молекулярном — порождают чудовищный выплеск индивидуального биополя.
Куда уходят эти миллионы мощных сигналов? Где тот приемник, что суммирует их, складывает в ячейки таинственного ИНФОРМАЦИОННОГО ЦЕНТРА? Тайна. И никогда человеку не удастся даже приоткрыть край завесы этой великой тайны.
Вселенная непостижима.
Просто она ЕСТЬ. Как жизнь и смерть самой вселенной. Вселенная вечна. И эту вечность непостижимого не в силах постичь слабый разум человеческий. Ибо он сам вечность. Сознание и бытие. Никто, ничего и ни в чем не определяет. Безмерность малого в непостижимости большого — таково соотношение ВСЕЛЕННОЙ, БЫТИЯ, СОЗНАНИЯ, МАТЕРИИ, ВРЕМЕНИ.
Когда Джу Найдис, вызванная в четыре часа утра к нему впервые, а было это ровно десять лет назад, вошла, сопровождаемая Исполнителем, начальником Охраны и перепуганным лечащим врачом, он умирал. Мышца его шестидесятилетнего сердца почти не работала, она медленно, с всхлипыванием и содроганием сокращалась, выталкивая старческую кровь в артерии и вены чуть не со скрипом.
Президент лежал на своей жесткой, спартанской кровати белый, как бумага, с закатившимися зрачками, с лицом, по которому со лба катились крупные капли смертного пота. Громадный череп блестел, отражая яркий свет лампы на тумбочке. Тонкие, шафранового цвета, с холеными длинными ногтями руки лежали поверх одеяла, пальцы методично перебирали шелковую ткань пододеяльника. Руки ИСКАЛИ, как ищут руки всех умирающих от долгой, мучительной болезни.
Джу положила на лоб Президента смуглую руку с длинными пальцами, с утолщениями на суставах, прикрыла глаза. Начальник Охраны остановился у двери, хмуро и недоверчиво глядя в гибкую, обтянутую тонким свитером спину этой ВЕДЬМЫ, как ее называли.
Исполнитель зашел за тумбочку, смотрел на целительницу с надеждой и страхом. Исполнитель знал ее давно, с того потрясшего его момента, когда парализованная дочь Исполнителя вдруг после первого сеанса лечения впервые САМА села в кровати. Он пришел, когда сеанс подходил к концу, недоверчивый, злой на жену и сестру, обратившихся к «черт знает кому». И в тот момент, когда он готов был выплеснуть накопившееся за годы болезни дочери раздражение, боль и горечь безнадежности, его дочь САМА СЕЛА.
