Сухоруков отмахнулся как от назойливой мухи. Было очевидно, что угроза его ничуть не испугала.
— Во-первых, — сказал он, — у меня есть железное алиби. В субботу, когда собственно и совершалось ограбление, и утром в воскресенье, пока не позвонил Кисин, я находился у сестры в Твери. Там меня видело много людей. Во-вторых, если бы я заполучил танцовщиц, то зачем бы цеплялся за двести тысяч?! Провоцировать скандал — совсем не в моих интересах. Ну и, наконец, куда ты пойдешь со своим бредом?! В суд?! К следователю?! Да кто поверит в то, что именно я заставил тебя передвигать стены?! Все это выглядит, как отговорка.
С этими аргументами трудно было поспорить. Именно поэтому Чернов с трудом удерживался от желания перепрыгнуть через стол, вцепиться собеседнику в глотку и душить до тех пор, пока тот не согласится вернуть деньги, пока не вылезут наружу его бледные, бесстыжие глаза! Однако остатками разума он понимал, что в результате лишь окажется в милиции и вряд ли скоро оттуда выйдет.
Подумав немного, Федор решил ответить на наглость соперника чем-нибудь таким же мерзким.
— Следователь мне, возможно, и не поверит, — словно размышляя вслух, сказал он. — А вот Кисину наверняка будет любопытно узнать, кто заварил всю эту кашу!
— Ему — да, — оживленно согласился Арнольд. — Но что он сможет со мной сделать? Выгнать? Так я и сам собираюсь от него уходить. Мне просто не хотелось бросать его сейчас. Из чувства сострадания. У меня все-таки очень чуткое сердце, — он демонстративно посмотрел на часы. — Извини, я сегодня безумно устал. Как ты знаешь, мой начальник ужасный зануда. Ну пока, увидимся…
Пробираясь между столиками к выходу, Сухоруков даже не оглянулся. Его спина выражала полную уверенность, что никаких пакостей подстроить ему нельзя — все учтено и просчитано на десять шагов вперед. Он — хозяин положения, он играет белыми фигурами эту черную игру.
В этот вечер Чернов прилично набрался. И это было лучшим вариантом. Все равно сегодня он ничего разумного не придумал бы, так что стоило хотя бы просто расслабиться.
— Ты будешь последним идиотом, если вернешь Кисину двести тысяч! — заявила Рита. Она села в постели, и ее упругие груди немедленно выпрыгнули из-под простыни. — Да и где ты их возьмешь?! У тебя что, есть свободные капиталы?! — последняя фраза прозвучала с иронией. — Рокфеллер! Тогда отдай мне зарплату за последние два месяца!
Эту ночь она провела в квартире Чернова, и занятия любовью они перемежали спорами о том, как выкрутиться из ситуации, возникшей в связи с пропажей бронзовых статуэток. По большому счету, речь вообще шла о сохранении дизайнерского бюро, так как им нужны были деньги для продления аренды помещений, для ремонта ксерокса, для оплаты междугородных переговоров, да и много для чего еще. Больная для обоих тема была продолжена и утром.
