Волчицы стояли поблизости, неподвижно. Они чего-то ждали от него: то ли неверного движения, то ли начала бега, чтобы вновь наброситься.
Он готов был выстрелить, но рука, та самая, что могла бить без устали, вдруг онемела и повисла плетью.
– И больше никогда! – услышал он вдруг голос у себя в голове – голос своей волчицы. – Никогда и никого, слышишь!
Волчицы медленно уходили от него в снежно-сиреневый лес.
Он с трудом доплелся до дому. Он никогда ни о чем не рассказал. Он зажил как прежде. Только рука, рука того, бьющего слабых человека, больше никогда не могла ему служить.
