Слуга, все это время стоявший у открытой двери, делал вид, что он не живой человек, а статуя, однако было очевидно, что он ловил каждое наше слово. Я сказал Мотту:
– Давай поговорим где-нибудь, где не так много любопытных ушей.
Мотт вошел со мной в комнату. Для меня уже были приготовлены ночная сорочка и халат. С одной стороны, мне безумно хотелось зарыться в плюшевые одеяла и попытаться проспать до конца этой жуткой ночи. С другой – я не понимал, как вообще смогу когда-нибудь заснуть.
Мотт плотно закрыл двери, после чего оторвал мой окровавленный рукав и спросил:
– Кто это сделал?
– Похоже, у меня даже меньше друзей, чем я думал.
Мотт фыркнул, размотал повязку и осмотрел рану.
– Нужно обработать спиртом.
– Все не так плохо.
– Довольно плохо. К счастью, это не та рука, в которой ты держишь меч.
– Я держу его обеими. – Я родился левшой, но отец настаивал, чтобы я развивал правую руку. В детстве это меня раздражало, но когда я стал старше, способность держать оружие как правой, так и левой оказалась весьма ценной. – Какое это имеет значение?
– Я слышал, что король каждую свободную минуту проводит за упражнениями с мечом во дворе замка. С чего бы это?
– Девушкам это нравится. – Мотт усмехнулся, а я добавил: – Все просто. Я последние четыре года не практиковался.
– Это единственное, что у тебя оказалось простым.
– О-о! – я отдернул руку, когда он прикоснулся к ране. – Что ты делаешь! Прекрати!
– Промываю рану. В следующий раз, когда тебя ранят, постарайся не занести грязь.
– В следующий раз я позову кого-нибудь, кто не будет ковыряться в ране, как в печной трубе.
Мотт раздраженно проговорил:
– Скажи спасибо, что я терплю тебя. Я-то надеялся, что, став королем, ты избавишься от своих дурных манер.
– Интересно. Отец надеялся добиться того же самого, лишив меня титула. – Немного успокоившись, я сказал: – Теперь расскажи о вашем путешествии.
Он пожал плечами.
– После коронации мы вели Родена до самой Авении. Мы считаем, что он вернулся в Картию, хотя полной уверенности в этом у нас нет.
У меня-то она была. Указав кивком на свою руку, я сказал:
– Роден оставил мне это.
– Он был здесь? – Густые брови Мотта соединились в одну линию. – И как ты?
– Я уже сказал, что рана пустяковая.
Он покачал головой.
– Я не об этом. Джерон, ты в порядке?
Почему-то от этого простого вопроса у меня в животе что-то сжалось, а горло перехватило. Я тихо сказал:
– Кажется, целая жизнь прошла с тех пор, как начался этот день. Каждый раз, когда я думаю, что хуже уже некуда, становится еще хуже.
