Код Мандельштама | страница 48
Именно этот воз, груженный кошмарами жизни, разрывает «розовой крови связь» поэта с высью, и дальше потрясающе емкая формула, определяющая причины разлада с тем, что здесь:
Мир видится Мандельштаму зверем, ибо шерсть — волос животного (такое толкование приводит В. Даль как самое первое).
Гладить против шерсти — доставлять неудовольствие, раздражать, дразнить.
В этой метафоре явно обозначено противопоставление себя миру, не-кровность связи с этим миром-зверем.
«Мать гладит по шерсти, мачеха супротив» — такую поговорку находим у Даля.
В данном случае раздражающее, провоцирующее действие производит не мачеха, а пасынок.
Пасынок жизни, каковым поэт ощущает себя очень давно, ибо внутренняя не-родственность певца, дышащего «колтуном пространства», с вечной склокой древнего сеновала жизни, ощущающаяся под гнетом внешних обстоятельств все более, прослеживается с самого начала творчества О. Мандельштама.
Направление роста шерсти — вниз. Поэт поет «против шерсти». Не для того, чтобы просто раздразнить, взбудоражить — он устремлен ввысь, к звездам. Так устроена его лира. Мир не пускает, тянет назад, эти пространственные колебания (по вертикали) наполняют все стихотворение.
В следующей строфе — та же картина (с точки зрения этого «вниз — вверх»):
Падение из гнезда — сверху вниз.
В жизнь. Гнездо поэта — среди «трухи млечных звезд»? Кто эти «косари», возвращающие птенцов в родное гнездо, вверх?
Быть может, какая-то виденная сельская картинка складывается в трагический и одновременно спасительный образ смерти: какой косарь спасет щегла-поэта, упавшего со страшной высоты в горящие ряды жизни?
Какой косарь поможет вернуться в родной звукоряд, к звездам?
Человек с косой — символизирующий смерть в европейской традиции.
Только этот косарь может сделать так, чтобы распростились «розовой крови связь // И травы сухорукий звон».
Стихотворение наполнено колебаниями — вверх-вниз. Это «вверх» поэта Мандельштама — начало и конец, причина и следствие: вверх, «против шерсти», потому что иначе не может. И когда зверь-мир не простит, стряхнет с себя в гибельный хаос мертвой травы, тогда остается еще один — последний — порыв вверх — в родное млечное гнездо, к звездам.