Линия судьбы | страница 65
Казнь Летта перенесла стоически. Сложнее был разговор перед казнью. Ей пришлось рассказать колдуну, как правильно вырубить кол, как заострить, чтобы жертва не сразу умерла, на какую высоту он должен быть вбит в землю и, наконец, куда его нужно вставить. К концу рассказа мистер Икс смотрел на нее с откровенным восторгом, Дирка со страхом, пленники с животным ужасом, а воины с огромным уважением. И, ведь не объяснишь, что в свое время, изучая историю Испании, ей пришлось ознакомиться с трудами великих инквизиторов тех времен. Оттуда и знания. Графиня потребовала, чтобы на шеи казненных повесили дощечки с описанием их преступлений. Народ должен знать, насилия над женщинами она не потерпит!
Отъехав от перекрестка, на котором остались умирать двое насильников и убийц, Летта потребовала остановить карету. К ней пришел откат. Девушка едва успела отбежать за кусты, как ее начало рвать. Из глаз брызнули слезы, руки затряслись, желудок скрутило спазмами. Она ухватилась за дерево, чтобы не упасть от внезапного головокружения.
- Выпей, - колдун всунул в руки оловянную кружку.
- Что это? - прохрипела Летта, отталкивая кружку от себя.
- Не бойся, не отравлю. Пей!
Отвар оказался слегка солоноватый, похожий на рассол.
- Спасибо.
Колдун хмыкнул и, подхватив ее на руки, понес к карете.
- Первый раз казнь видела? - Летта кивнула. - Ничего, девочка, привыкай.
- Что ты мне дал? - язык едва ворочался, веки стали неподъемно тяжелыми, руки и ноги словно перестали ей подчиняться.
- Тебе нужно поспать.
- Сволочь...
Мистер Икс криво усмехнулся. Спи, спи, графиня. А как поспишь, мы с тобой побеседуем. В отварчик он добавил корень валиты, а это кому хочешь язык развяжет. Много, ох, много в тебе загадок, девонька. Где же ты пропадала эти четыре года, что за знания прячет твоя симпатичная головка, на каком языке шептала во время казни и каким богам ты молишься?
***
- Госпожа! Госпожа графиня! - чужой шепот ворвался в сон, разрушая хрупкую иллюзию забытья.
Еще пять минут, на первую пару не пойду! Что? На какую пару? Универ! Мама, отец, Пашка! Белые халаты, горящие на потолке белые лампы, белое как мел лицо отца, белая простынь, закрывающая тело, белый свет... Я ненавижу белое!
Воспоминания словно ждали, когда она проснется, торопливо навалились, стараясь втиснуться в незанятое пространство памяти, суетливо закричали в голове: "А помнишь? Ты помнишь?". Что же ты сделал, колдун? Чем напоил? Зачем вернул память?