— Старшая?
— Какой там — ползунок!
— А тебя как звать? — обратился милиционер к черноголовому.
— Петька… Петр Васильевич Кузин, — ответил тот, заглядывая в планшет милиционеру. — Отца нету, мать на станции работает.
— Постой, Петр Васильевич, не спеши. Отец-то где?
— Ушел, когда я еще маленький был.
— Понятно. Вишь, сам же себя большим считаешь, а ведешь кое-как. Братья, сестры есть?
— Брат Колька.
— Младший?
— Старший.
— Что же он тебя уму-разуму не научит?
— А когда?.. Он в депо учеником, домой редко приходит.
— Про Ленькину семью вы знаете?
— Чего знать-то?.. Он да мать.
— Отец где?
Они заговорили враз, перебивая друг друга:
— У него отец в гражданскую погиб… На гражданской войне убили… под этой… как ее?.. — И оба замолчали, не в силах вспомнить, где убили Ленькиного отца.
Не знаю, правда ли это или так подучил дружков говорить многоопытный Ленька, но милиционер поверил им, а может, сделал вид, что верит. Он учинил весь этот как будто строгий, придирчивый допрос, чтобы выгородить ребят, склонить потерпевших к милосердию.
— Безотцовщина! — вздохнул милиционер. — Экая беда, право! Придется матерей штрафовать.
Альбинос снова заныл, а чернявый уронил свою нагуталиненную голову.
— Зачем это? — сказала хозяйка, вновь нехотя вплывая в действительность. — Конечно, нехорошо так варварски уничтожать цветы. Лучше придите, попросите, мы никогда не откажем. Но штрафовать — это, право, лишнее!
Ребята поняли, что помилованы.
— Мы больше не будем! — вскричали они так бодро, что всем стало ясно: будут, за милую душу!..
— Не хочется их отпускать, — стал ломаться милиционер. — Хотя они что — мелюзга. Ленька — главная язва… — И кровожадно наказал помилованным: — Вы предупредите товарища: попадется — пощады не будет!..
Мог ли я думать, что через несколько дней сам приму участие в набеге на соседский сад под водительством неукротимого Леньки?..
Познакомился я с Ленькой случайно — на Уче. Я плыл на хозяйской плоскодонке, неловко орудуя единственным, да к тому же обломанным кормовым веслом, когда из воды раздался голос:
— А ну, давай к Акуловской!..
Я успел испугаться, прежде чем обнаружил маленькую, в цыпках, руку, уцепившуюся за корму. Страх сразу прошел, и я разозлился:
— Отчаливай!.. Мне в другую…
— Я что сказал?! К Акуловой, зараза!.. Хуже будет! — в бешенстве закричал невидимый пловец.
Корма чуть опустилась, и над ее краем показалось искаженное яростью, бледное, крапчатое, облепленное мокрыми, с ржавчинкой волосами лицо моего сверстника. Что-то бессознательно тронулось во мне навстречу злобному мальчишке. И еще до того, как я догадался, что это Ленька, мне захотелось подчиняться ему и помогать.
