Санаторий доктора Волкова | страница 82
Волков вспомнил руки отца. Нервные, тонкие, как у пианиста, длинные пальцы с глубоко остриженными ногтями. Отец берег руки, всегда держал их немного за спиной. Всегда носил перчатки, даже летом, тоненькие, нитяные. Отец не любил здороваться за руку, старался не поднимать тяжести. И сам себя называл «белоручкой».
Но вот руки отца подняты кверху в эластичных хирургических перчатках! Ни малейшего дрожания.
— Скальпель!
Пальцы готовы принять скальпель.
— Зажим! Еще зажим!
Пальцы уходят в глубь разреза, точно ставя зажимы на кровеносные сосуды.
— Пинцет! Иглу!
Пальцы молниеносно вяжут тончайшие хирургические узлы...
Сколько раз Волков проделывал все это сам. И не задумывался о своих руках. И лишь сейчас, оставшись с одной рукой, понял, что это значит.
Ну что ж, пора начинать! Только бы не упасть в обморок. Перед самой операцией придется съесть тот последний кусочек сухаря, что берег для Жаворонкова. Придется его съесть. И надо будет выпить кружку чая погорячей. Сейчас он подаст команду и всех поднимет. Волков прикрыл глаза и опять словно увидел этот старый газетный лист со статьей о молодом враче-практиканте Федоре Волкове, сделавшем самому себе операцию аппендицита, руками медицинской сестры. Газета подробно сообщала о редкой находчивости и смелости врача. Установив зеркало, он приказывал медсестре, что надо делать. Ну, только бы не подвел старик Корсаков!
— Товарищ Корсаков! Проснитесь!
— Уже проснулся. — Корсаков всегда спал чутко. Нервный, поверхностный сон.
— Поднимитесь, пожалуйста. У нас с вами трудное дело.
Но им будет все же легче, чем отцу. У них три руки и не надо зеркала.
— Какое дело, Борис Федорович? — Корсаков встал с топчана.
— Поднимайте всех! Нужна вода, много кипятка, нужно натаскать шашек, наделать еще коптилок и зажечь их. Будите, всех будите!
— Вы хотите... оперировать? Я вас так понял?
— Операцию будем делать вдвоем. Вы и я.
Ничего не сказав, Корсаков пошел к печке, стал поправлять дрова.
— Мы с вами медики, — твердо сказал Волков. — Вы же работали там, наверху, во время бомбежки! Так в чем дело? Вы не верите в успех?
— Я не знаю... имеем ли мы право, Борис Федорович? А честно сказать, боюсь...
— Почему? Это же не полостная операция? Какой из меня помощник?
— Вы же были фельдшером!
— Сто лет назад!
— Все вспомните. Покажите ваши руки.
— Дрожат у меня руки, Борис Федорович.
— У меня тоже... дрожит. Придется справиться с этим! Будите людей. Надо залить маслом все коптилки. Жаворонкова перенести поближе к свету. Вставайте все. Начинаем! — Волков подошел к сундуку. — Я нарисую чертеж — план операции. И всю ответственность я беру на себя!