— Вы один были? — Волков огляделся вокруг, нет ли еще раненых. Фронтовая привычка.
— Во... водички, — прошептал раненый.
Быстро достав из сумки нашатырный спирт и дав понюхать раненому, Волков снова по фронтовой привычке спросил:
— Вы ранены только в ногу? — толстая ватная штанина на правой ноге сочилась кровью. — Понимаете мой вопрос? Вы ранены только в ногу?
— Да... только в ногу... кажется...
— Сесть можете? Ну, я буду помогать. Вот так. Сейчас попробуем наложить жгут, — торопился Волков, понимая, что раненый может в любую секунду потерять сознание. — Теперь мне нужны ваши руки! Давайте! Тяните за концы. Тяните, у меня ж одна рука! Тащите, черт возьми! — покрикивал Волков, зная, что в такие минуты крик действует.
Кое-как, в три руки они стянули жгут выше раны. Только тут Волков дал раненому попить из фляги.
— Куда вы лезли под самые осколки?.. Как я вас потащу, спрашивается?
— Мне к... к Корсакову в бри... — раненый не договорил. Потерял сознание. Фляга выпала из его рук.
«В бригаду к Корсакову? К нам... Как же быть? Пока я хожу за людьми, тут снова обстрел начнется», — подумал Волков, он лег на землю и стал затаскивать раненого себе на спину. Потом пополз, пополз очень медленно, боясь, что сам может потерять сознание. Он не помнил, как дополз, как открывал тяжелые двери «санатория», но, к счастью, у него хватило сил на все. Когда он с раненым на спине заполз в подвал, все оцепенели.
— Примите раненого.
Никто не двинулся с места, настолько неожиданной была эта картина.
— Что с вами?! Помогите же!
И тут все бросились к нему. И Корсаков воскликнул:
— Постойте... да это же Жаворонков. Наш лучший токарь! Откуда вы его взяли?
— Сделайте мне укол. Дайте кипятку, — приказным тоном заторопил Волков. — Нужно перевязать его. Товарищи! — обратился он ко всем. — Побольше дров в печь! Зажгите коптилки. Раненого — на топчан к печи, И разрежьте штанину. Только осторожней. Жгут не снимать!
— Эх, Миша, — пробасил Багров. — Зачем же ты под осколки лез? — Но раненый был без сознания и не слышал его.
Наконец все было сделано. Волков обработал рану, Корсаков неплохо забинтовал ее, руки его, оказывается, помнили эту работу.
Вскоре Жаворонков пришел в себя, но ничего еще не понимал. Глаза его были бессмысленными и огромными от боли.
— Не задавайте пока ему вопросов, — сказал Волков, отводя Корсакова в сторону. — Он в бреду. Но крови потерял меньше, чем я думал.
— Осколок застрял в кости? Я не ошибся? Все уже перезабыл.
