— Мы пошли, — сказала Аленка, она уже переоделась. — Дай мне Гешку.
— Только не пускай его на землю. Ладно. Пошли.
— Я догоню, — сказал Олег, выходя за ней в коридор. — Сейчас. Как твоего папу зовут?
— Виктор Сергеевич.
— Если бы я работал, как раньше, в горздравотделе, мигом бы узнал, — с сочувствием сказал Виктор Сергеевич. — Погиб в сорок втором? Сколько же ему было?
— Он старше папы. На пять лет.
— А папе твоему — в сорок втором?
— Почти шестнадцать.
— Как, и он воевал?
— Конечно! Сперва в народном ополчении, потом в настоящей армии, после ранения. Он...
— Да ладно... Были и такие случаи. И у нас был сын полка.
Олег затряс головой. Нарочно он, что ли, не хочет понимать?
— Он присягу принял в сорок втором. Не был он сыном полка! Сержантом был, а потом командиром огневого взвода.
— Пусть так, если ты говоришь, — наконец согласился Виктор Сергеевич. — Пусть так. Значит, Волкову было пятнадцать плюс пять. Двадцать лет. Ну, двадцать один от силы, да?
— Да.
— Значит, он еще не окончил институт. Четвертый-пятый курс. Так... Но с началом войны все студенты старших курсов пошли в госпитали на должности врачей... Это сходится. Но странно все же! Почему ты отца не спросишь?
— Он не знает.
— А тебе-то зачем? — Виктор Сергеевич почесал волосатую грудь. — Тайны ищешь? Начитался книг?
— Мне это нужно... Для папы. Он очень хочет его найти.
— Ну, если так... Наведу справки. Но все это уже... Ах, сколько погибло замечательных врачей! — Он стал загибать пальцы: — Хирург Морозов. Анна Давыдовна — наш терапевт... Рентгенолог Соскин. А окулист Григории... Григорий... как же его отчество... Вот видишь, это только у нас. Как мы работали! Ах, как мы тогда работали! Не было сил... голодные... все время бомбежки... Я наведу справки о твоем Волкове.
На другой день Олег позвонил Виктору Сергеевичу.
— Ничего я не узнал, — сообщил Виктор Сергеевич. — Врачей Волковых было много. Но все они гораздо старше твоего Волкова.
— Сколько тебе лет? — смеясь, спросила мама отца. — Сколько лет? — повторила она. — Мама всегда много смеялась, когда приезжал отец.
— А какой тебе годик? — пропел отец, старательно расчесывая перед зеркалом бороду. — Ше-естой ми-иновал... — фальцетом протянул он.
— Я тебе повторяю, сбрей бороду! — крикнула мама. — Тебе сорок четыре года, а ведешь себя, как мальчишка!
— Я — аксакал! Я не мальчишка! Спроси у кого угодно в Голодной степи!
— Не кривляйся!
— А вот буду! — не унимался отец и вдруг запел песню, которую Олег пел еще в детском саду:
